Бас Лансдорп, Mars One: «Моя жена отдала бы все, чтобы не лететь на Марс»

«Я бы лучше умер на Марсе, чем в Нидерландах»

— Как вы придумали Mars One?

— Когда я был студентом, моей самой большой мечтой был полет на Марс. Сейчас я понимаю, что не очень подхожу для этой затеи. Но тогда, 20 лет назад, я был одержим своей мечтой и начал готовить миссию на Марс.

— Зачем вообще отправлять туда человека?

— Мы полетим на Марс ради Земли. Я уверен: высадка людей на этой планете в корне изменит весь XXI век, как это произошло с миссией на Луну в XX веке (американская программа «Апполон», 1961–75 гг. — «Хайтек»).

Через 500 лет дети на Земле будут учить имена первых людей, ступивших на поверхность Марса. Люди поймут, что нет никакого запасного плана, что заботиться о нашей планете нужно уже сейчас. И причин полететь на Марс будет столько же, сколько людей на Земле.

— Но экспедиция на Марс — это поездка в один конец, колонизаторы никогда не вернутся обратно на Землю и погибнут вдалеке от дома. Не слишком ли большая цена?

— Все люди умирают, правда? Важно лишь то, что мы делаем между рождением и смертью. Думаю, полет на Марс для главной цели жизни отлично подходит. Я бы лучше умер на Марсе, чем в Нидерландах. Это означает, что ты добился чего-то великого в своей жизни.

— Почему именно сегодня Марс стал таким популярным: его хотят колонизировать, планируют туда полеты?

— Помогли социальные сети и интернет. Даже небольшие компании сейчас вызывают международный резонанс своими идеями.

Появилось много похожих друг на друга идей, стартапов. Если радикальные проекты развивает только одна компания — они сумасшедшие. Если пять компаний — это становится нормальным. Люди легче принимают идею как уже что-то реальное.

В-третьих, сейчас люди задумались о нашей планете и окружающей среде. До кризиса 2008 года все думали только о деньгах: сейчас качество жизни важнее стоимости дома. Это тоже помогло нам

Mars One монетизирует свои истории как Disney

— Вы уже несколько раз передвигали дату полета из-за проблем с инвестициями. Сейчас уже все точно — 2023 год?

— В 2015 мы полностью изменили нашу бизнес-модель на более привлекательную. Работа Mars One теперь четко разделена на две части. В некоммерческую входит тренировка команды и организация полета. А коммерческая часть заключается в том, что компания получает доход за счет медиаконтента о полете людей на Марс.

Наша компания появилась на бирже — это тоже помогло в общении с инвесторами. До этого они обязательно спрашивали, как из этой затеи выйти, если что-то пойдет не так. Теперь этой проблемы нет, они всегда могут сделать как и в случае с любой другой компанией.

Мы подписали инвестиционную сделку на 6 млн евро. На следующие 12 месяцев работы нам нужно 10 млн, так что остается найти еще 4.

— Откуда вы возьмете 6 млрд евро на всю миссию Mars One, вам ведь столько нужно?

— Нам не нужны 6 млрд прямо сейчас. В этом году у нас две задачи: поиск новых членов команды, мы работаем с бывшими сотрудниками NASA, Lockheed Martin, и исследование новых технологий для наших проектов. Это потребует вложений, но не таких больших.

В будущем мы вый дем на самоокупаемость, за счет расширения аудитории нашего сайта и запуска новых проектов. Уже сейчас люди оставляют нам пожертвования или покупают наши футболки Mars One. Дальше — больше.

— MarsOne — аэрокосмическая компания или медиакомпания?

— Коммерческая часть Mars One — медиакомпания. Прямо как Disney с его «Звездными войнами». Disney монетизируют эти истории. Мы тоже продаем наш контент.

Также у нас есть некоммерческая часть, но и это не аэрокосмическая компания. Мы не создаем никаких технологий. Во многом она похожа на штаб-квартиру NASA: сами они ничего не строят, все технологии отдаются на аутсорс другим компаниям или центру NASA.

— Когда вы основали Mars One в 2010 году, никто кроме вас не говорил всерьез о колонизации Марса. Но за последние годы об этом уже заявил Илон Маск, недавно в «гонку» также включился Boeing. Не боитесь ли вы конкуренции с ними?

— Они нам не конкуренты, они разрабатывают технологии. И Boeing, и SpaceX строят транспортные системы для миссий на Марс. А мы ничего строить не хотим. Мы покупаем такие системы. Никто из этих компаний не организовывает собственные миссии, они лишь продают свои технологии. И мы можем их купить. Так что мы их клиенты, а не конкуренты.

Еще есть Blue Origin. Они очень секретны, но я был у них в прошлом году. Их разработчики делают много всего, о чем никто еще не знает. Они практически антиподы SpaceX — SpaceX всегда говорят прежде, чем что-то сделать, а Blue Origin рассказывают, только когда все уже сделано.

— Вам подход Blue Origin больше нравится?

— Если вы самый богатый человек на планете (Blue Origin принадлежит основателю Amazon Джеффу Безосу. Его состояние на июнь 2018 оценивается в $141,3 млрд — «Хайтек»), то способ вполне работающий.

— Вы говорили, что проведете несколько питчингов в России. Вы ищете здесь инвесторов или технологии?

— Нам еще рано работать с космическими агентствами, будь то ЕКА, НАСА или Роскосмос. Для всех них мы все еще стартап. У нас уже есть два инвестора из России. Мы заинтересованы в сотрудничестве с российскими аэрокосмическими компаниями. Это одна из причин, почему я здесь — у Сколково (место проведения Startup Village 2018 — «Хайтек») хорошие связи с такими компаниями.

У России богатый опыт в освоении космоса. Особенно в космической медицине и психологии, и в этих областях происходит много такого, в чем другие страны сегодня отстают. И это тоже интересно для Mars One.

— Ваши инвесторы считают это бизнесом или мечтой — отправить людей на Марс?

— В 2013, когда мы проводили первый раунд инвестиций, наши основные инвесторы страстно увлекались космосом. Некоторые из них говорили мне: «Я попрощался с деньгами в ту же минуту, когда сделал перевод».

Но сейчас, когда наша компания торгуется на франкфуртской бирже, многие инвесторы уже не причастны к космосу. Они видят нашу бизнес-модель и думают, что это выгодная инвестиция. Но я надеюсь, что даже те инвесторы, которые не сходят с ума по космосу, все равно вечером с гордостью хвастаются перед своими друзьями в баре.

Колонизация Марса — Олимпиада или реалити-шоу?

— Люди всегда исследовали новые земли по экономическим или политическим причинам. Что является причиной для колонизации Марса сейчас, если не говорить о «мечте»?

— Мечта важна! Мечту покупают наши фанаты, которые приносят нам деньги. Когда вы покупаете футболку Mars One, вы покупаете историю. То же самое и с пожертвованиями. Так что вдохновение очень важно.

Каждые Олимпийские игры приносят $4,5 млрд выручки от прав на трансляцию, спонсорств и партнерств. А колонизация Марса стоит минимум как три Олимпиады, а может и все десять. Потому что через 500 лет никто не вспомнит об Усейне Болте (восьмикратный олимпийский чемпион по легкой атлетике из Ямайки — «Хайтек»), но все запомнят имена марсианских версий Нила Армстронга и Базза Олдрина (американские астронавты, высадившиеся на Луну в 1969 году — «Хайтек»).

— Да, но жизнь условного Усейна Болта не превращают в реалити-шоу. Вы же собрались делать шоу из покорения Марса?

— Первые люди на Марсе, конечно, будут под постоянным наблюдением, но только под наблюдением наших специалистов. Это будет больше похоже на Олимпийские игры, где увлекательная часть жизни Усейна Болта, забег на 100 метров, становится тем, что попадает на экран. Олимпийские игры не продают Усейна Болта, спящего в своей кровати, они продают то, что он умеет лучше всего — его бег.

Важные части исследования Марса будут показаны, но не будет никаких камер в спальнях. Это не станет «Большим братом» на Марсе.

— Но вы были в партнерстве с компанией Endemol, которая и делала «Большого брата».

— Да, но они делают много разных телешоу, в том числе и хорошие сериалы. А сотрудничали мы с Darlow Smithson Productions, научно-документальным подразделением Endemol. Но мы прекратили наше общение как раз из-за этого. DS хотели сделать из миссии на Марс реалити, а для нас важно, чтобы это было документальным проектом.

Отношения в команде покорителей Марса важны, но именно они будут управлять ситуацией. Если им покажется, что мы показываем слишком много, они просто выключат камеры.

— Вы не боитесь восстания на Марсе?

— Нам надо убедиться, что мы сотрудничаем с ними. Важно взаимопонимание относительно того, что мы показываем миру, а что нет.

— Уже существует технология для трансляций видео с Марса на Землю?

— На Марсианском разведывательном спутнике (МРС) установлена антенна, способная передавать от 500 килобит в секунду на Землю. Это среднее качество при просмотре видео онлайн. Антенна сравнительно маленькая. Если мы увеличим ее диаметр, то получим 2 мегабайта в секунду, что уже достаточно для хорошего качества. Сейчас тестируются технологии лазерной коммуникации, которые передают значительно больше, чем 2 мегабайта в секунду. Так что к тому времени, как мы запустим первый коммуникационный спутник в 2024, у нас будут достаточные мощности.

«Моя жена отдала бы все, чтобы не лететь на Марс»

— Скафандры, использовавшиеся при высадке на Луну, разваливались через три дня. Что насчет марсианских?

— Сейчас у Mars One две технологические проблемы: скафандры и посадка. Надо создать систему посадки лучше существующей. Самый большой объект, который входил до нас в атмосферу Марса, весил около 3,5 тыс килограмм. Нам нужно в три раза больше — более 10 тыс.

Скафандры тоже проблема — мы не знаем, насколько жесткая пыль на Марсе. Лунная пыль очень жесткая, потому что на Луне нет эрозии, нет атмосферы, нет влажности. На Марсе есть атмосфера, есть ветер, есть совсем немного влажности. Так что условия лучше, но пока никто не знает, насколько. А от этого зависит, сколько колонизаторы смогут проводить времени снаружи — очень важный критерий жизни.

— Как проходит отбор претендентов на полет? Уже отобраны четверо финалистов?

— Мы все еще в процессе отбора. Скоро пригласим сотню оставшихся кандидатов и протестируем их навыки работы в команде. Это будет третий раунд отбора. В четвертом раунде будем проверять кандидатов на переносимость изоляции — запрем вместе на период от 3 до 10 дней и посмотрим, как изменится их поведение.

— Не слишком мало дней?

— Если помещение для испытаний сделать маленьким, то находиться в нем станет сложнее. Это компенсирует количество проведенных в нем дней. Дальше тренировку продолжат прошедшие это испытание. Кандидаты окажутся в условиях долговременной изоляции, ровно так, как это будет на Марсе. Но даже тем, кто будет отобран на финальном этапе, никто не гарантирует, что они полетят на Марс. Их ожидают ежегодные проверки вплоть до старта.

— Вы сами отправились бы на Марс?

— Короткий ответ — да. Но реальность сложнее. Я абсолютно не подхожу для первого полета. Я упрямый, нетерпеливый и легко раздражаюсь. Это все хорошие качества для предпринимателя, но совершенно ужасные для первого исследователя Марса. Надеюсь, когда на Марсе будет уже 20–30 человек, мои плохие качества перестанут быть препятствием. В большой группе нет необходимости поддерживать хорошие отношения со всеми. Тогда и я улечу.

Еще одна проблема — сейчас у меня есть семья. У меня два маленьких ребенка. Я бы не оставил их сейчас и не знаю, смогу ли потом, когда им будет 12, 18, или 30 лет. Возможно, они захотят полететь со мной. Убедить мою жену — вот это настоящая проблема.

— Она не хочет лететь?

— Да она бы отдала все, чтобы не лететь на Марс! Но для меня переезд на Марс — не проблема. Иметь возможность добраться до туда, ходить по поверхности планеты, поднять камень и знать, что ты первый человек во вселенной, который поднял этот камень — это взрывает мозг.

— Прекрасно, если говорить об одном дне на Марсе. Но это будет на всю вашу оставшуюся жизнь.

— Да, поэтому мы и ищем людей, максимально преданных идее. Есть много примеров такой преданности. Один из наших советников — лауреат Нобелевской премии Герард Хоофт. Он теоретический физик, выиграл Нобелевскую премию по физике в 1999 году. Когда ему было 22, он начал писать свой PhD на тему сил между предельно малыми частицами. Сейчас ему 71, у него до сих пор есть офис в университете (он на пенсии, но никто не выгоняет лауреата Нобелевской премии), и он занимается тем же исследованием.

Да и теоретически на Марсе в помещении можно делать все то же самое, что и на Земле. У наших «марсиан» будет библиотека, фильмотека, игры, они будут говорить со своими друзьями через видеосвязь. Так что различий с Землей будет не так много.

— Какой будет жизнь на Марсе через сто лет?

— Предсказывать — опасное занятие! В 80-е годы ХХ века глава IBM говорил, что всемирный рынок к 2000 году достигнет объема в тысячу компьютеров. Если я скажу сейчас, что через 100 лет на Марсе будет жить тысяча человек, в будущем я окажусь идиотом. Я надеюсь, что их там будет десять тысяч, или сто тысяч человек.

Всегда говорят, что технологии стремительно развиваются — закон Мура (количество транзисторов, размещаемых на кристалле интегральной схемы, удваивается каждые 24 месяца — «Хайтек») и все такое. А технологии запуска ракет и сегодня почти такие же, как при первом «Спутнике». В аэрокосмической сфере пока не работает закон Мура. Но в одном я уверен: кто бы ни оказался на Марсе первым, после этого изменится все.