Художник-граффитист Миша Most: технология — это кисть, которая создает будущее

Будущее зависит от нашего восприятия

Мы входим в новую сферу — новый цифровой этап. И мы можем влиять на это. Взаимоотношения экологии, бизнеса, науки и технологий, общества и будущих современных технологий, которые развиваются, влияют на будущее, и в этом есть что-то новое.

В XXI веке восприятие будущего свелось к потребительским нуждам. Я посмотрел на прошлое — ХХ век, как люди в этом веке относились к своему будущему, к нашему времени. ХХ век был более романтическим. После полета в космос людям казалось, что наше будущее станет лучше, чем предыдущее. Не будет войн, как в ХХ веке, дети будут жить в мире, все сплотятся и будут заниматься открытием новых планет, исследованием земного пространства и каких-то неизведанных уголков. Но почему-то мы стали относиться к будущему более утилитарно. Нам нужны какие-то маленькие гаджеты, нужно что-то здесь и сейчас, какая-то вещь, которая будет полезна лишь на сегодняшний день.

Бренды предлагают товар под этикеткой «Будущее — купи его сейчас». Такое впечатление, что мы притянули будущее на сегодняшний день. И когда вам говорят: «Я делаю будущее», — иногда так делают бренды и какие-то отдельные личности — они таким образом лишают вас будущего. Происходит подмена понятий. Нельзя сегодня создать будущее. Если создаешь что-то сегодня, оно завтра превращается во вчерашний день. Но важный момент состоит в том, что можно делать что-то для будущего. И эти действия, растянутые во времени — чем более они полезны и необходимы для человека сегодня, тем больше у них шансов на жизнь в будущем. Если вы делаете что-то, — это как шедевр в музее: например, как прекрасная симфония или архитектурная постройка, которые живут веками, человек наслаждается ими сотни тысяч лет. Но человек, когда их создавал, не думал о том, что он создает какое-то будущее. Поэтому использование этого понятия стало тем, что мы заигрались.

Ожидания и реальность

Я пытался предупредить людей о том, что будущее, которое всех ждет, зависит от нас сегодня. Образы, которые я применял в No Future Forever иногда были негативными и сочетали в себе какие-то заброшенные самолеты и разрушенные дома. И мы должны думать сейчас, чтобы не попасть в такие страшные ситуации. Это восприятие будущего. И я почувствовал разницу восприятия сегодняшнего в XXI и в XX веках.

Когда я рисовал на заброшенных домах, случайно нашел советскую книгу 1967 года, в которой говорилось о возможном будущем тех людей. Она была написана простым языком и основывалась на научных достижениях 50–60-х годов. В этой книжке были вставлены примеры из трудов научных фантастов — Станислава Лема или Герберта Уэллса. Это было довольно интересно, потому что она была написана литературным языком. Но из нее я понял восприятие, которое человек нес в себе тогда, и его отношение к будущему.

В книге говорилось о том, что скоро поменяется физиология человека. У нас меняется пища, мы едим другую еду, все живем в городах. Поэтому, по мнению автора, у нас поменяется физиология лица, строение челюсти, — потому что пища будет более мягкая. Человек будет заниматься больше умственным трудом, чем физическим, поэтому у него изменится строение тела. Да, некоторые эти вещи действительно происходят, но они, наверное, больше растянуты во времени. А другим казалось, что время ускоряется, что в наше время уже люди будут выглядеть и одеваться по-другому, летать на машинах.

Как наука может влиять на человека физиологически. Например, если человек летает в космос? Ему там нужно больше находиться. Наука может помочь физиологически выдерживать эти длинные нагрузки. Другой вариант, когда человеку нужно исследовать подводные глубины океана, которые еще не полностью изучены. Тогда и родилось представление, что наука, клонирование, такие вещи, как генная модификация и генная инженерия, помогут человечеству.

В ожидании будущего

Я не хотел ждать будущего, которое себе представлял, а хотел попробовать как художник сделать что-то для этого будущего. Применить технологию не с визуальной и живописной точки зрения, а сделать что-то с ее помощью. Первая моя работа была довольно простой — кинетическая инсталляция, которая заключала в себе вращающий механизм, холст и специальную подставку. На ней стояли баллоны с насадками, которые я сделал за отдельный research — нашел механизмы с таймером, которые используют для освежителей воздуха. Повесил на выставке чистые холсты, поставил баллоны, запустил, нажал все кнопки и позволил себе стать зрителем. Мне понравился этот процесс. Таким образом я отстранился как автор. И работа полностью выполнялась механизмом.

Я создал то, что нельзя было потрогать. Второй мой опыт был уникальным — в VR. Сейчас можно купить разные девайсы, приложения и устройства, чтобы дома сидеть и рисовать. Три-четыре года назад это только выходило на рынок. И более того, нам надо было воссоздать совершенно другое пространство, отталкиваясь от моих нужд. В виртуальном мире я воссоздал реальное выставочное пространство, которое находится в Москве, и наполнил его своими элементами. Эти элементы все были нарисованы в виртуальной реальности для очков VR. Для меня это был странный опыт, потому я создал то, что нельзя было потрогать руками, увидеть, выставить и переместить. Ее можно было увидеть, только надев очки и загрузив программу.

Третья идея — создание рисующего дрона, который выполнял бы задачу ассистента и помощника. Это диктовалось банальной граффити-идеей проникновения в сложнодоступные места. Что без меня туда прилетает дрон, рисует работу. Но концептуально мне хотелось попробовать создать вместо себя другого художника, пока еще ассистента. Около месяца мы работали. Механизмы недостаточно хорошо летали и рисовали. Я ставил задачи, которые мне были нужны. Программисты и инженеры создавали нужные устройства. Этот дрон был полностью создан по моим требованиям с нуля. Много деталей было сделано на 3D-принтере.

Попытки создания подобного дрона были и до меня, но делалось это банально. Взять дрон, прилепить к нему баллон и управлять им с пульта — это в принципе не позволяло создавать какие-то сложные рисунки. Но дрон бился о стену и создавал в основном каракули. Видя это, я понимал, что это не дрон-ассистент. Я хотел, чтобы он полностью повторял мои эскизы. Спустя месяц работы над этим проектом у нас получилось создать того робота, который по моим рисункам, по программе, следившей за ним, по трекинг-системе, полностью независимо, автономно и запрограммировано взлетал и создавал свои работы. Иногда я даже не приходил в это пространство принципиально, чтобы работа создавалась без меня. Да, по моему эскизу. Я определял все цвета и говорил, какие элементы должны быть, но выступал в роли художника, который контролирует, а дрон был моим помощником-ассистентом. Да, у дрона тоже были ассистенты. Ими являлись программисты, которые запускали кнопку в нужный момент. И этот опыт дал мне понимание: я хотел показать людям, что сфера искусства тоже может включать в себя применение новых технологий и роботов. И дрон — это очередной шаг, который показывает, что технологии проникают в нашу жизнь. Для меня было важно, что дрон пока является некой кистью, выполняющей задачу художника, которую поставил человек.

Технология — это кисть, которая создает будущее, и эта картина будущего может быть либо яркой и разноцветной, либо серой и темной. Презентация проекта показала еще важный момент — процесс и работа одинаково важны. В искусстве это называется process based. И этот проект как раз похож стилистически под концепцию, когда важен именно процесс создания. Люди приходили на выставку и думали, что работу сделал я. А когда я им объяснял, что это создавал робот, они не могли поверить. Вскоре произойдет все большее применение технологий, и от того, как мы их применяем, зависит наше будущее.