Рынок онлайн-образования активно развивается и достигнет $240 млрд к 2023 году. А компании, работающие в EduTech-сегменте, внедряют новые технологии, чтобы сделать обучение не только эффективным, но и интересным. Особенно это актуально в сфере школьного образования, когда важно заинтересовать ребенка не самыми простыми вещам. Компания MEL Science Василия Филиппова, в прошлом разработчика мобильных приложений, предлагает заниматься химическими экспериментами в виртуальной реальности (VR), погружаясь на уровень атомов и оказываясь внутри химической реакции. После конференции Machine Teaching, организованной венчурным фондом Sistema_VC, «Хайтек» узнал у Василия Филиппова, как подписочный сервис поможет ребенку не бросить химию, как поменялось образование с приходом интернета и почему VR не станет триллионным бизнесом.
Человеку свойственно хотеть что-то, но забывать об этом
— Наборы MEL Science часто сравнивают с «Юным химиком», давно известным комплектом для экспериментов. Чем они отличаются?
— У них как минимум три отличия. Эксперименты сами по себе, как фокусы, могут заинтересовать ребенка, но с точки зрения науки они ничему не учат.
Дети просто наблюдают, как две жидкости посинели после того, как их смешали. Почему посинели? Что посинело? Ребенок никакой научной ценности из этого не вынесет.
Наука очень спрятана, невидима в мире атомов и молекул. Только лет 100 с небольшим назад ученые поняли, как все внутри устроено, что там есть атомы, электроны, они взаимодействуют. Вряд ли ребенок за пару дней, месяцев, лет сможет сам до этого дойти. Нет, конечно. Мы делаем второй шаг. С помощью VR погружаем ребенка внутрь, знакомим его с миром атомов, молекул и ионов. Тогда этот процесс приобретает образовательную ценность.
Второе — у нас опыты круче. Наверное, человечество еще никогда с условным набором «Юный химик» не делало таких классных опытов, как делаем мы со своим. Мы очень постарались.
Третье — это подписка. Вспомните свою историю с «Юным химиком». У меня и многих знакомых были наборы, которые дарили. Пару раз с ним поиграл, а потом он просто лежит на полке.
— И меня родители подталкивали к тому, чтобы с ним занимался, но большую часть времени он лежал без дела.
— Это очень частая проблема не только «Юного химика», но и микроскопа или телескопа. Любой родитель, покупая микроскоп, делает это в ожидании: «Ну, сейчас мы на выходных будем что-то интересное делать». А в реальности им пару раз пользуются, а потом он на полке пылится.
Человек хочет, но забывает. Это извечная проблема не только с образовательными товарами, но и с диетой, спортзалом. Каждый Новый год понимаешь: «Надо в этом году начать заниматься спортом и ходить в спортзал». На пару походов хватает, а потом засосала рутина, забылось.
Есть рациональная часть ума, которой ты понимаешь, что правильно и нет. А есть иррациональная, которая, к сожалению, глупая, но сильная. Она действует по обстоятельствам. Если рациональной частью ума не можешь создать себе обстоятельства так, чтобы необходимое случалось само, то у тебя это не будет получаться. Так что задача диеты — не выработать силу воли, чтобы видеть пончик и не есть его, а в том, чтобы пончика не было перед глазами.
Василий Филиппов
Ты понимаешь, что хочешь с ребенком заниматься чем-то полезным, чтобы он становился умней. Но потом рутина тебя засосет, и может не получиться. Нужно выработать дорожку, чтобы все естественно случилось. Подписка — это как раз такая дорожка. Это набор, который каждый месяц приходит, он служит напоминалкой: «Кстати, пришел очередной наборчик. Надо не забыть позаниматься». Поэтому наше большое отличие от «Юного химика» — если взять метрику, а ее с обычных химических наборов никогда не мерили, — сколько средний пользователь делает экспериментов. Я думаю, что наш показатель был бы на порядок выше, чем средний по обычным химическим наборам, из-за того, что это подписочный сервис.
Внутри химической реакции
— Какая у вас программа минимум-максимум того, чему хотите научить детей?
— Есть самые базовые вещи, которые ребенок должен понимать. Что есть атомы, что молекулы состоят из атомов, а в атомах есть ядро и электроны, и они могут отрываться. От каких-то атомов их сложнее оторвать, от каких-то проще, и вся химия — вокруг этих электронов. Как они отрываются, кто от кого оторвал электрончики. Наверное, на этом программа минимум кончилась. К сожалению, у 95% людей даже этого понимания нет.
Школьная программа очень много дает. Чему там только не учат из химии. Но она дает так, что ты это потом забываешь. И чем с этой точки зрения VR хороша — ты не зубришь. А то как в школе: «Дети, зазубрите, как азотная кислота взаимодействует в пяти разных случаях». Да господь с вами. Он же забудет это после экзамена как страшный сон, и правильно сделает. Не это надо учить. Нужно, чтобы он понял, почему она взаимодействует и как. Когда я погружаю вас внутрь химической реакции, вы там внутри, вы видите, что происходит.
— Вы говорите про школьную программу в США или в России?
— Она не очень сильно отличается в разных странах, к сожалению. В каких-то странах получше, в каких-то похуже, но количество зубрежки везде очень большое. Человечество идет в этом направлении: сейчас ценность зубрежки сильно уменьшилась по сравнению с прошлым веком. На телефоне всегда есть «Википедия»: что-то помнить не так важно. Необходимо понимать базовые принципы. Это не значит, что не нужно ничего знать. Знания надо иметь — много и хорошие. Но немножко другие, когда ты не зубришь, а понимаешь, что происходит. Это вопрос смещения фокуса.
— У вас на сайте написано, что VR-уроки по химии не заменяют сами уроки, а выступают как дополнение.
— Обучение очень многогранно. Если вы что-то хотите выучить, сначала нужно прочитать об этом, услышать новое. Потом это новое нужно переварить, какие-нибудь задачки поделать, вернуться к этому через какое-то время и посмотреть под другим углом. Когда все это прошло, вы действительно можете сказать: «Я этим владею».
Из этого VR — только часть. Но все равно она не заменяет целиком домашние работы и эксперименты, все равно вам нужно руками что-то делать, если мы говорим про химию, физику и биологию. Она не заменяет проектную работу и общение. Нужно не только понимать, но и считать, довести задачу по предмету до чисел. Тем не менее, для того, чтобы рассказать, что произошло, VR, наверное, один из самых эффективных способов.
Мы люди из мира науки, сайнс-гики
— MEL Science зарабатывает с подписки?
— У нас другого дохода и нет. Это подписочный сервис: вы подписываетесь, вам по почте приходит каждый месяц новый набор.
— Расскажите больше о структуре продаж: кто покупает наборы MEL Science, где находятся покупатели?
— Покупают семьи из многих стран. Недавно начали продавать в Германии, несколько недель назад стали продавать во Франции. Уже больше года продаем в Англии и России. Но пока США — все еще основная локация наших продаж.
— Сколько сейчас активных подписок?
— Мы не разглашаем цифры. Даже их порядок (на конец прошлого года на США приходилось 95% продаж, рассказывал Василий «Коммерсанту» — «Хайтек»).
— Какие форматы вы используете для продвижения продукта?
— Основной формат в Фейсбуке — интересные видео по всяким научным экспериментам. Красота нашей области научных экспериментов в том, что она очень визуальна. Она просто красивая эстетически. Грех этим не воспользоваться. И людям нравится: у наших видео сотни миллионов просмотров. Не только нашим подписчикам, но и другим людям интересно посмотреть и послушать про вещества. У людей есть здоровое любопытство.
А заодно нас начинают узнавать как ребят, которые многое знают про научные эксперименты, а не просто делают игрушки. Что мы люди из мира науки, такие сайнс-гики.
— Какие есть у MEL Science планы на ближайшие два года?
— Мы не очень любим о планах распространяться. Мы делаем химию, но хотим и другие предметы сделать, больше со школами сотрудничать и даватьболее глубокую образовательную часть.
— Какие предметы вы хотите добавить?
— Что условно называется science, к примеру, физика и биология.
— Вы сотрудничаете со школами?
— Мы активно продвигаем VR в школах. Во многих образовательных учреждениях такие устройства уже есть, и у большинства из них есть проблемы — люди не знают, что с ними делать, потому что хороших VR-уроков очень мало.
— И как можно использовать VR в школах?
— В чем основная польза виртуальной реальности? Вы можете оказаться там, где по-другому это сделать очень трудно. И на картинке можно посмотреть на египетскую пирамиду, но когда вы сами там — это немного другие ощущения. Сила эмоций выше.
У нас есть разные части мозга: рациональная, пространственная и другие. Рациональная часть — самая полезная с точки зрения образования. Она отличает человека от обезьяны, позволяет мыслить. С другой стороны, в абсолютном значении она далеко не самая сильная. Человек, может, десятки, а может, сотни тысяч лет абстрактно мыслит. А ориентация в пространстве была важна сотни миллионов лет. Если мы можем где-то подключить как сопроцессор эту часть мозга к нашим задачам, то это очень сильно поможет. Вам могут рассказать на уроке истории, как жили древние римляне, вы даже что-то запомните рациональной частью мозга. Но если вы там «побываете», если «проживете» день древнего римлянина, то это будут совсем иные эмоции, другая часть мозга это будет помнить и понимать. В географии и истории тоже есть место VR, не только в естественнонаучных дисциплинах.
С другой стороны, есть предметы, которые принципиально абстрактны. Их можно только той самой абстрактной частью мозга понять. Математика хуже ложится на VR, чем естественные науки. Программирование, наверное, вообще не ложится.
VR — это не палочка-выручалочка на все случаи, а просто инструмент, который где-то применим, а где-то нет.
— Есть какой-то фидбек от учителей, которые используют ваши уроки?
— Сейчас запущено три настоящих исследования. Есть ученые, которые занимаются именно образованием. И они сейчас делают исследования, насколько VR применим в школах, насколько он им помогает или нет. Первые результаты оказались положительными.
Есть ожидаемые вещи — как еще ребенок может сделать свой атом, собрать молекулы или побывать внутри вещества? Есть вещи, о которых мы и не задумывались, когда начинали. Например, одна из проблем учителя — когда дети пришли с перемены. Только что они бегали, дрались или общались с друзьями. У них в голове что угодно: с их точки зрения, ужасно важные вещи. А вернуть ребят в предмет, успокоить — занимает время. У учителя первые десять минут уходят на то, чтобы войти в русло. VR в этом смысле сильно помогает.
Бизнес, который никогда не станет триллионным
— Какие могут возникать проблемы при использовании VR?
— У VR есть очень большой минус: он требует 100% фокуса. Когда вы надеваете VR-очки, то исключаетесь из этого мира. Это тот самый минус VR, который не позволит ему стать триллионным бизнесом, каким стали смартфоны, компьютеры или интернет. В обычной жизни ограниченное количество сценариев, где социально приемлемо, что вы настолько исключены из этого мира. Сценариев куча: я жду кого-нибудь в ресторане, пока друг придет, или еду в маршрутке, или сидит семья вечером в гостиной. Пользуясь случаем, могу поделать что-то в смартфоне, но я не могу быть в VR.
В образовании VR становится плюсом. Дети на 100% сфокусированы. Это позволяет им очень быстро войти в предмет, забыть о том, что у них до этого было в голове.
— Может быть, наоборот, социальные нормы будут двигаться, и это станет приемлемым?
— Нет, наверное. Придет со временем augmented reality (дополненная реальность – «Хайтек»), когда вы не исключаетесь из этого мира, а поверх самого мира что-то накладывается. И она, возможно, станет триллионным бизнесом. Если VR уже есть здесь и сейчас, его можно улучшить, то augmented reality — пока только будущее.
— Почему вы уверены, что VR не станет триллионным бизнесом?
— Действительно кажется, что этому способствует очень сильный лимитирующий фактор. На данный момент у VR много лимитирующих технических факторов Через год-два большая часть из них будет решена. А социальное — это фундаментальное отличие. Я лично ставлю на то, что этот гиперфокус будет во многих сценариях проблемой.
Проблемы VR, которые нужно решить
- Задержка изображения. Долгое время это была главная проблема — вы голову поворачиваете, а картинка делает это с задержкой. Это неприятно ощущается, начинает тошнить. Мозг думает, что вас отравили, потому что в жизни подобное случается только при отравлении нейротоксинами — несоответствие картинки в глазу с ощущениями внутреннего уха. Проблема почти решена — на хороших девайсах вроде HTC Vive и Oculus Rift 90 FPS (кадровая частота, от англ. Frames per Second — количество сменяемых кадров за секунду — «Хайтек») держит стабильно, но хотелось бы 120–150, чтобы была совсем хорошая задержка. На мобильных устройствах пока еще 60 FPS, но сейчас выходит новое поколение — там уже 90.
- Отслеживание движений. Многие VR-девайсы не умеют отслеживать ваше движение. Самые передовые уже могут это делать, а, например, Oculus GO и мобильные — нет. Вы двигаете головой, но ничего не происходит. Мы всегда делаем микродвижения, голова у нас не стоит на месте. Организм отмечает несоответствие содержания вестибулярного аппарата и картинки. Я думаю, это решится в следующем году. Следующий год — такой milestone, когда все выходящие девайсы будут отслеживать позиционирование в пространстве с помощью камер.
- Фокус глазами. В VR у вас не получится сфокусироваться на близком объекте. В жизни вы можете это сделать: фокусируетесь на близком — все, что далеко, расплывается, фокусируетесь на дальнем — наоборот. А в VR вы машинально пытаетесь сфокусировать взгляд: сзади или вблизи ничего не расплывается. Мозг не любит видеть то, чего он не должен видеть. Уже сейчас есть прототипы с отслеживанием движения глаз, зрачков. Я думаю, через два-три года уже будет предложено массовое решение.
- Разрешение. Мы уже приблизили к глазу экран в VR и развернули его угол обзора. Разрешения, когда мы в руке держали экран, стало не хватать. Это не такая существенная проблема: пиксели и пиксели, ничего страшного, так как она не вызывает неприятные ощущения на уровне физиологии. Плотность экранов постоянно растет, нужно еще лет пять, чтобы эту проблему решить.
- Устройства ввода. Пока еще требуется держать в рукеустройство, это некомфортно. Пока нет нормального отслеживания рук, а то, которое существует, еще подглючивает. Но если экстраполировать прогресс за последние несколько лет, то еще максимум два года — и мы будем камерами отслеживать движения рук, никакие устройства не будут нужны.
— Вы до MEL Science разрабатывали приложения для телефонов. Состояние VR сейчас как-то похоже на индустрию смартфонов в то время?
— В телефонах такое было в 2005 году. Уже были смартфоны с тачскрином на Windows Mobile, Symbian, Palm OS, но с ними возникала куча проблем: стилус нужно было использовать, они тормозили. Десятки миллионов людей ими пользовались, но ощущалось, что это далеко не массовое увлечение. Я в то время занимался мобильным софтом (Василий Филиппов в 2000-х работал операционным директором мобильного разработчика SPB Software. В 2011 году компанию купил Яндекс за $38,4 млн — «Хайтек»). Находясь внутри индустрии, можно было предполагать, как будут развиваться технологии, что через года два все основные проблемы станут решаемыми
В 2007 вышел iPhone, появился Android, и все взорвалось. VR сейчас похож на смартфоны в 2005 году. Да, уже есть миллионы людей, которые пользуются такими девайсами, но пока их не сотни миллионов. Есть технические проблемы, которые все еще мешают тому, чтобы все это стало массовым. Такие проблемы решатся, но тут есть одно большое ограничение — этот самый гиперфокус, который является социальной проблемой, а не технической. И она-то никуда не денется.