Крис Скиннер — британский аналитик и автор книг «Цифровой банк», ValueWeb и «Цифровой человек» о развитии банковской индустрии в цифровую эпоху, финтех-компаниях и «четвертой промышленной революции». Он консультирует топ-менеджмент ведущих мировых банков в вопросе цифровизации финансовых операций. Крис Скиннер рассказал «Хайтеку» на бизнес-завтраке ИТ-компании «КРОК», как в цифровой среде будут удешевляться банковские услуги, почему мобильные микротранзакции смягчают последствия катаклизмов в малообеспеченных регионах планеты и как роботы изменят экономическую систему.
Крис Скиннер — независимый обозреватель финансовых рынков на сайте thefinanser.com и председатель европейского сетевого форума Financial Services Club, который он основал в 2004 году. Скиннер — автор десяти книг. Недавняя серия из семи книг освещает все вопросы, начиная от кредитного кризиса и платежных систем до социальных медиа в финансовой сфере. Окончил Университет Лафборо (Великобритания), имеет степень бакалавра менеджмента и диплом в области промышленных исследований.
Financial Services Club — это сообщество профессиональных финансистов, в центре внимания которого находятся вопросы финансового обслуживания будущего.
«Невозможно содержать отделение, в которое ходят только два человека»
— В свой прошлый приезд в Россию вы встречались с руководством Сбербанка. Они активно закрывают свои отделения по всей стране и все больше инвестируют в онлайн-приложение. Что это значит для банка?
— Меня совсем не удивляет, что они сокращают банковские отделения. То же самое происходит в развитых странах: банки сокращают свое физическое присутствие и расширяют цифровое. Проблема в скорости, с которой эти изменения происходят, и социальной готовности к закрытию отделений. В Великобритании, например, 20 лет назад было около 20 тыс. отделений банков, а сейчас — порядка 6 тыс., и они продолжают закрываться очень быстро.
В прессе часто высказывается недовольство этим: если вы руководите последним отделением банка в небольшом городе, и вы закрываетесь, как клиенты получат доступ к финансовым услугам? Я говорю про тех, кто не хочет пользоваться мобильными приложениями и вообще не используют цифровые возможности. Это та социальная роль банков, которая должна быть принята во внимание при сохранении прибыльности.
— Что могут сделать банки, если клиенты не хотят пользоваться их приложениями?
— Я думаю, все бы давно перешли только на цифровой сервис, если бы клиенты до конца ему доверяли. Это первое, что нужно заработать, — доверие. Многие не используют мобильный банкинг, потому что опасаются, что потеряют деньги или кто-то получит доступ к их аккаунту. Необходимо объяснить клиенту, почему цифровой банкинг полезен для всех. Но и после этого останутся те, кто все равно будет против. Им либо очень некомфортно с ним взаимодействовать, либо они не хотят его использовать, либо просто не понимают.
В итоге один из десяти клиентов откажется от использования цифровых сервисов вне зависимости от ваших усилий. Ему придется идти куда-то еще.
— Как я понимаю, для банков дешевле обучать клиентов, чем сохранять нынешнее количество отделений банков со всем персоналом.
— Безусловно. Это громадные накладные расходы на содержание самих отделений и сотрудников. Сейчас же появляются доступные мобильные сервисы и отделения исчезают. Исследование в Голландии показало, что отделения на окраинах городов, в удаленных районах посещают два человека в сутки. Невозможно содержать отделение, в которое ходят только два человека.
— Сбербанк более чем наполовину принадлежит государству. Какое место в цифровом мире у государственных банков?
— Во многих странах есть государственные или частично государственные банки, в Великобритании тоже. Что действительно важно, — Сбербанк, «Альфа-банк», ВТБ, «Тинькофф» довольно инновационные. Я часто использую пример российских банков, когда говорю о том, как важно думать иначе.
Возвращаясь к тому, что я сказал про социальную роль банков: государственный банк лучше всех это понимает. В Китае полно государственных финансовых институтов, и китайцы ведут мир вперед, создавая рынок интереснее многих западных.
Социальный капитализм дал новый шанс бедным
— Как так получается, что в одной из самых богатых стран в истории — Великобритании — так много бедных?
— Разрыв между богатыми и бедными только увеличивается. В Великобритании и Штатах работает модель чистого капитализма. Она оставляет многих людей ни с чем. В Европе, например, если вы хотите уволить сотрудника, — то в Германии, Голландии, Франции это довольно трудно сделать, потому что их защищает закон. В Великобритании это проще, но нужно будет много заплатить им. В Америке вы можете уволить человека по щелчку пальцев. Чем больше вы заботитесь о прибыльности и акционерах, тем меньше вас интересуют люди, которые лишаются источника дохода и беднеют. Эта модель проецируется на всю экономику этих стран.
— Что вы имеете в виду под чистым капитализмом и что это значит в цифровую эпоху?
— Я пытаюсь избегать слова «капитализм», потому что оно сразу напоминает о противостоянии капитализма и коммунизма. Мы видим новые гибридные структуры того, что я бы назвал социальным капитализмом. Лучше всего это видно в Китае. За последние 20 лет там огромное число людей выбрались из бедности, переехали в города, живут лучшей жизнью, чем раньше. Что-то похожее сейчас происходит в Индии. Социальный капитализм очень отличается от чистого капитализма — американской модели.
Чистый капитализм как бы говорит: «Богатые становятся богаче, и им плевать на всех остальных». Социальный капитализм говорит: «Да, кто-то может стать богаче, но необходимо поднимать общий уровень дохода вместе с этим, а не оставлять людей позади».
— Если набрать в поисковике название «Цифровой человек», то можно увидеть вашу книгу и фильм 1995 года о киборге, убивающем людей. Как вы считаете, есть ли сейчас страх перед глобальными изменениями?
— Мне очень нравится название. Не только потому что я его придумал. Если посмотреть на текущие события, вы увидите два ясных тренда. Во-первых, сейчас все сервисы есть в интернете и телефонах. Это не просто аппарат для звонков, а целая жизнь в кармане или сумке. Во-вторых, технологии невероятно распространены и дешевы. Не так важно, кто вы и где находитесь, у вас, скорее всего, есть мобильный телефон или рядом есть кто-то с ним.
Технологии очень быстро распространяются: в Индии, например, телефонов уже больше, чем зубных щеток («Хайтеку» не удалось подтвердить эти слова. Есть другие данные: в 2010 году ООН сообщала, что телефоны доступнее в Индии, чем туалеты).
Во многих африканских странах телефоны используют для пересылки денег, заема кредитов или совершения вкладов. Вот что я понимаю под «цифровым человеком»: включение всех на земле в сеть, когда раньше двое из трех человек были из нее выключены.
«Цифровая революция касается всех»
— Значительная часть книги посвящена микротранзакциям и их популярности в бедных регионах: Африке и Юго-Восточной Азии. Как распространенность микротранзакций и цифрового банкинга повлияет на них?
— Индустриальная революция создала банки с долгосрочными продуктами со ставками в годовых. Можно взять кредит на пять лет, ипотеку на 20 лет или ежегодно платить за страхование жизни. Проблема — в том, что нужно оплачивать обслуживание этих продуктов: зарплату сотрудникам, работающим с клиентом, аренду помещений и так далее. Сейчас же можно в цифровой среде купить страховку на следующие три часа для вашего компьютера за два цента. Или получить стодолларовый кредит на ближайшие 12 часов, потому что он вам неожиданно нужен. Я могу вам выплатить проценты по вкладу за следующие два часа. Это то, к чему подходят микротранзакции.
Можно представить еще большее развитие: помните, по телевизору шла социальная реклама о голодающих в Африке из-за засухи и недостатка продовольствия. Они не могут защитить себя против климатических катастроф. Теперь они могут купить микростраховку за цент в неделю с мобильного телефона. То есть в случае засухи они смогут позволить себе продовольствие со страховых выплат — что не могли сделать никогда раньше. Такие вещи несут глобальные изменения всему миру.
— Кто будет платить им страховку? Местные банки обанкротятся, если придется десяткам миллионам людей выплачивать компенсации из-за засухи.
— Пример того, как это может работать, особенно продвигает Фонд Мелинды и Билла Гейтса. Многие люди в финансах считают, что включение бедных регионов в финансовую систему — это благотворительность. Это не так. На самом деле это очень прибыльный бизнес. Я рассматривал кейс в «Цифровом человеке» о глобальном распространении финансовых возможностей. В итоге 2 млрд человек были включены в финансовую сеть, и они оплачивают это за счет огромных доходов с комиссий. Через транзакции и партнерские проекты они берут маленькую долю от каждой операции. А теперь представьте, что вы проводите миллион транзакций в секунду: даже если вы берете десятую часть цента, это все равно огромные доходы.
— В книге вы рассказываете, что бедные платят больше сборов, чем богатые. Почему это до сих происходит и как в цифровом мире можно это предотвратить?
— Если посмотреть на структуру распределения богатства, вы увидите, что богатые получают более дешевые сервисы, тогда как бедные платят гораздо больше, потому что не могут позволить себе сервисы богатых. Например, до включения Кении в цифровую финансовую систему для передвижения денег из города в деревню нужно было дать наличные водителю, обычно это был водитель автобуса. Вероятность доставки денег была. Вероятность доставки денег в полном объеме была совсем низкой. Получается, такой способ доставки дороже обходился, чем цифровой.
А счет в банке вы не могли открыть, потому что к вам не было достаточного доверия. Два из трех человек в таких регионах десять лет назад просто не имели банковских счетов. Теперь же деньги перемещаются по безопасной цифровой сети. Это дешевле и вообще не занимает времени, так что вся страна перешла на мобильный банкинг.
— Вы утверждаете, что в цифровом мире возможно преодолеть бедность.
— Цифровая революция касается всех. Если я сижу в деревне в Китае, Африке, Индии или России, я могу общаться с кем хочу и торговать со всем миром.
Мой любимый пример: Виджай Шекхар Шарма, генеральный директор Paytm, индийской электронной платежной системы. Paytm поддерживается Alipay и другими азиатскими технокомпаниями.
Он стал одним из самых успешных людей в Индии и самым молодым селф-мейд-миллиардером в стране. А чуть больше десяти лет назад он был бездомным банкротом. Включение во всемирную сеть дает возможность каждому разбогатеть и стать предпринимателем.
Виджай Шехар Шарма — основатель и генеральный директор индийской компании мобильных платежей Paytm. Он потратил почти семь лет своей жизни, убеждая индийских предпринимателей активно сотрудничать с Paytm. Тем не менее, местные бизнесмены отдавали свое предпочтение наличным деньгам. Но со временем приложение стало ведущим цифровым кошельком индийского государства.
На сегодня из 2 тыс. живущих в мире миллиардеров, по версии Forbes, лишь 63 человека моложе 40 лет. Один из них Виджай — ему 39 лет. А его состояние оценивается в $1,7 млрд.
— Если вы действительно сидите в такой деревне, откуда у вас возьмутся навыки для таких проектов?
— Образование, конечно, главнейший фактор. Недавно Маркус Шенк, бывший топ-менеджер Deutsche Bank, сказал, что умение программировать так же важно, как и владение английским. Это два критических фактора: язык и программирование. Что важно: этому нельзя научить машины. Они могут создавать код, но их кто-то их должен сначала научить этому. Умение понимать и развивать программное обеспечение будет ключевым навыком.
Не менее важно уметь то, что не смогут делать машины: выражать и воспринимать эмоции, проявлять человеческую заботу, заниматься изобразительном искусством и музыкой. Конечно, машины могут воспроизводить музыку, но создавать новую они могут только путем имитации уже известной. Вдохновляющее искусство создается только людьми.
Власть над роботами
— Возможно, роботы смогут чувствовать и выражать эмоции в ближайшем будущем.
— Спор вокруг того, что роботы будут уметь делать, уже идет довольно давно. Был фильм Ex Machina, «Из машины», где робот восстает против людей из-за того, как они к нему относятся. Это научная фантастика, но многое из того, что описывается в научной фантастике, становится реальностью. Совершенно точно то, что роботы будут выглядеть как люди и имитировать человеческие эмоции.
Вопрос в том, как мы будем это контролировать. Если бы государство не вмешивалось в интернет, там были бы только азартные игры и порногорафия, но государство этого не хочет. То же самое будет с роботами.
— Как роботы будут использоваться в банкинге?
— Они еще очень примитивны, но быстро развиваются. Основное отличие от людей в том, что роботов можно отключать. Я думаю, вполне можно заменить сотрудников в оставшихся отделениях банков на роботов.
В таком случае люди, скорее всего, будут заняты на таких работах, которые мы сейчас даже не можем представить.
— Владельцы роботов получат огромную власть, тогда как остальные будут их догонять.
— Это возвращает нас к вопросу чистого капитализма против социального капитализма. Один из моих любимых фильмов — «Метрополис» 1927 года. Там часть людей прекрасно живет над землей в чем-то вроде рая, тогда как большинство вынуждено заниматься физическим трудом под землей в ужасных условиях. Большинство в итоге восстает и сбрасывает правящее меньшинство.
Такое происходит, когда допускается колоссальной расслоение и маргинализация низших слоев. Богатые становятся богаче, бедные беднеют — все заканчивается революцией. Это плохой сценарий. Если все роботы будут в собственности государства, то автоматически это будет означать другую форму капитализма.
— А если не государства, а кого-то другого?
— Это не так важно. Если роботами владеет Джефф Безос и он говорит: «Да пошли вы все», — то в итоге люди избавятся от него.
— Это может быть только американец?
— Напротив, я все больше и больше смотрю в сторону Китая. Недавно там разговаривал с местными бизнесменами, и сказал им, что Китай станет суперсилой XXI века из-за колоссальных инноваций из этой страны. Они удивились и ответили, что якобы это место у Америки. Но США с населением в 300 млн человек заинтересованы больше во внутренних делах, тогда как в Китае живет 1,4 млрд человек, — и они нацелены на глобальные проекты: например, проект «Один пояс и один путь». В следующем десятилетии мы неминуемо увидим сдвиг этого баланса.