Мария Гафурова, Университет Иннополис — о женщинах-инженерах, роботизации промышленности в России и совмещении карьеры и семьи

Мария Гафурова — инженер, сотрудник Центра технологий компонентов робототехники и мехатроники в Университете Иннополис. С отличием окончила Самарский государственный аэрокосмический университет по направлению «Двигатели летательных аппаратов», также имеет экономическое образование. В 2009-2010 годах Мария работала менеджером в некоммерческой организации AIESEC и экономистом в «Авиакоре». Имеет опыт работы инженером-технологом в НПО «Сатурн». С 2010 года работала в АО ПЭС/СКК (автомобильный бизнес), где запускала проекты Renault Duster и Nissan Terrano.

Как внедрить роботов на производство в России

— Мария, чем вы занимались до Иннополиса и как туда попали?

— После университета я пошла по экономической стезе, но, проработав три месяца в финансовом отделе одного авиационного предприятия, поняла, что это совершенно не мое и очень скучно.

Затем я перешла на производственное предприятие ПЭС/СКК (сейчас APTIV — «Хайтек») — это международная компания, которая занимается производством электропроводки для наших и зарубежных автомобилей, выпускающихся на территории РФ. Я начинала там обычным технологом, когда проект только запускался, а потом стала его лидером — я довела его до серийного производства. Запустила линию по производству электропроводки для автомобилей Renault Duster. Это две конвейерные линии и большое количество стационарных рабочих мест, а также большие объемы производства готовой продукции в год — для 120–180 тыс. автомобилей. Я управляла командой технологов по серийному проекту Renault Duster и параллельнои запускала еще новый проект на базе серийного по производству электропроводки для машин Nissan Terrano.

Потом я ушла в длительный декретный отпуск — на пять лет, и уже после декрета меня пригласили на работу в Университет Иннополис, в Центр робототехники. У них открылось новое направление, связанное с промышленной робототехникой, — разработкой дорожных карт для автоматизации и роботизации предприятий. Как раз мой опыт очень подходил для этой работы.

— Чем вы именно сейчас занимаетесь — как инженер лаборатории промышленной робототехники?

— Наша команда разрабатывает дорожную карту роботизации и автоматизации для одного российского в предприятия входящего в крупный машиностроительный холдинг Мы осмотрели ключевые цеха на возможность внедрения роботизированных автоматизированных технологий, провели полный аудит, разработали комплекс оптимальных решений для предприятия, рассчитали экономически-инженерные эффекты, насколько это будет актуально. Сейчас уже разрабатываем более детальные технико-коммерческие предложения с расчетами новой трудоемкости на этих участках и оценкой того, насколько увеличится и изменится производительность, какой это даст экономический эффект, какая будет рентабельность, сроки окупаемости, вплоть до визуализации — как будет выглядеть новое рабочее место с роботизированными технологиями.

— Вы сами разрабатываете решения или используете готовые?

— У нас было 37 участков, которые мы предложили роботизировать. Некоторые из них уникальные, и это наша видение возможной концепции организации производства с использование роботизированных технологий. Для остальных применимы готовые решения мировой практики, которые применяются на других предприятиях, и экономический эффект в этом случае прогнозируемый.

— Российские предприятия начинают активно внедрять робототехнику последних поколений. На какой сейчас стадии по роботизации производства Россия?

— Это все зависит от сферы производства. Часть предприятий более продвинутая, например, в автомобильной промышленности. Например, использование роботизированный сварки. А некоторые предприятия довольно сильно отстали от мировых трендов либо потеряли свою актуальность. Например, некоторые предприятия авиационной промышленность, на которых мне удавалось побывать каждую отрасль нужно оценивать индивидуально, но потенциал у роботизации большой. И я считаю, что дорожная карта роботизации очень актуальна для российских предприятий, потому что мы даем комплексный подход и видение производства как единую систему, а не рассматриваем роботизацию конкретного участка предприятия.

— Вы сказали, что часть авиационной промышленности у нас находится в плачевном состоянии, но при этом туда вливаются большие деньги. Почему сложилась такая ситуация?

— Почему так происходит, я, к сожалению, не компетентна ответить. Например один положительный пример —НПО «Сатурн», я там была дважды на студенческой практике, когда входила в группу элитной подготовки в университете. Это было лет 12-13 назад, и там как раз начинали внедрять MRP- и ERP-системы. И мы должны были оценить насколько это эффективно происходит, найти слабые места и обозначить их руководству. И да, НПО «Сатурн» хорошо выглядит, в него инвестируются деньги, оно живет, и там есть производство. Сейчас там производится совместно с Snecma двигатель SaM-146, который устанавливается на SuperJet 100.

Но, с другой стороны, я была на «Авиакоре». И это уже не такой положительный пример Предприятие находилось в плачевном состоянии. Там стояли полуразваленные цеха, нехватка специалистов, зарплаты не платят. Я там была лет 8 назад, но думаю, что мало что изменилось. Буду рада, если ошибаюсь.

Система MRP (или Material Requirements Planning) — методология планирования потребностей компании в материалах и запасах.

Системы ERP (Enterprise Resource Planning) — усовершенствованные системы управления, в которых большое внимание уделяется финансовым подсистемам.

«Авиакор» — авиационный завод, расположенный в Самаре. Входит в машиностроительный холдинг «Русские машины», контролируемый финансово-промышленной группой «Базовый элемент» Олега Дерипаски. За последние 15 лет на предприятии осуществлялась сборка самолетов Ту-154М.

«Работа найдется всем — и человеку, и роботу»

— Вернемся обратно к дорожной карте. Сколько потребуется лет и средств, если это можно спрогнозировать, чтобы модернизировать производство с точки зрения робототехники?

— Это зависит от конкретного решения. Если это стандартное решение, которое применяется в мировой практике, например, участок сварки — замена ручного труда роботизированным. Сроки внедрения, в течение полугода или года с запасом, и сроки окупаемости тоже могут быть довольно быстрые, где-то год или два в зависимости от конкретного случая.

В нашем случае разработка дорожной карты заняла около трех месяцев. Все, как всегда, зависит от условий, которые оговариваются с предприятием, от стоимости проекта, потому что это могут быть сжатые сроки, в которые будет вовлечено большое количество людей на разработку. И степени проработки.

Могут быть, конечно, более долгие сроки окупаемости и внедрения, если это какие-то уникальные решения, но это дает хорошие эффекты в плане экологии и промышленной безопасности для сотрудников предприятия. Так как есть очень вредные производства, связанные с работой с токсичными материалами и вредными условиями труда. Это могут быть участки работы с гетинаксом, например, или с асбестом, где есть канцерогенные вещества, которые вызывают рак. Люди на этих видах производства очень быстро выходят на пенсию. Замена ручного труда роботизированным приносит не только экономический эффект, но и улучшает условия труда.

Гетинакс — электроизоляционный слоистый прессованный материал, имеющий бумажную основу, пропитанную фенольной или эпоксидной смолой.

— Россия во многом консервативная страна, и новости о том, что роботы заменят человека на производстве, пугают людей. Но когда вы говорите о роботизации предприятия, все равно имеете в виду коллаборативных роботов?

— Что касается промышленной робототехники, я считаю, что роботы только во благо. Человек всегда нужен, происходит просто замена. Роботы заменяют какой-нибудь неквалифицированный труд, например, установку и выгрузку. Человек потребуется более квалифицированный. Мне кажется, это даже хорошо, будет стимул развиваться и получать образование. Обслуживать этих роботов, быть оператором. Роботы ограждают человека от опасных и вредных условий труда. Это большой плюс. Но некоторые операции может выполнять только человек. Человеческий труд всегда будет нужен. Работа найдется всем: и человеку, и роботу.

— Большая часть производств находится в небольших городах, где уровень образования более низкий. И низкоквалифицированный труд людям нужен, потому что им необходимо куда-то идти. А что, если эту нишу займут роботы?

— Да, но не весь низкоквалифицированный труд можно заменить роботами. Кроме того, это экономически неэффективно. Порой дешевле оставить человека на какой-то операции, чем поставить робота, который никогда не окупиться.

Например, если говорить о моей практике, то на предприятии по сборке жгутов электропроводки на конвейерных линиях стоят только люди. Я, честно, не представляю, как робот будет их собирать, потому что это очень кропотливая работа, на которую способен только человек. Для установки и выгрузки каких-то мелких деталей в некоторых случаях тоже не имеет смысла ставить робота, потому что он не окупится экономически. А вот для установки крупногабаритных тяжелых деталей, где от человека требуются физическая сила и затраты времени и специальное цеховое оборудование, установка робота экономически выгодна. Говорить и обобщать тут не совсем корректно, все ситуации индивидуальны. Роботы сейчас, как я вижу, и промышленная робототехника, идут в помощь людям, но не как сокращение рабочих мест (смеется).

Поставить робота в «узкое место»

— Насколько высоких затрат требует создание дорожной карты для предприятия?

— Думаю, предприятия могут себе это позволить. Стоимость проекта зависит от степени проработки. Это могут быть и какие-то рекомендации, экспертная оценка. Или возможна более детальная проработка, более точные расчеты экономических и инженерных эффектов, сроков окупаемости, то, конечно, цена будет меняться. Эта услуга полезна, она дает системный подход и экспертный взгляд со стороны на организацию производство предприятия. Руководство предприятия может не видеть какие-то решения, какие-то задачи, которые можем подсказать мы.

— Как происходит выбор мест, подлежащих роботизации? Это те узлы, где человек делает что-то очень медленно и задерживает всю конвейерную ленту?

— Все очень индивидуально и критерии выбора оговариваются с руководством предприятия исходя из их приоритетов. Одним из приоритетов для многих предприятий являются «узкие» места, которые притормаживают процесс производства. К примеру, знаете, что такое литье металла в землю?

— Не совсем.

— Технология литья в землю разбивается на несколько этапов: изготовление модели, подготовка опоки, формовка земли, отливка металла и в итоге извлечение и обработка получаемой заготовки. В общем, отливают металл для отливки корпусов и редукторов или каких-то больших крупногабаритных деталей. Чтобы их отлить, сначала мастер делает модель вручную, то есть геометрию будущей детали. Люди делают ее очень долго, выпиливают, режут и так далее. Это очень долгий процесс, он занимает один-два дня, в зависимости от сложности самой детали. А можно сделать робота, который по четко заданной программе сделает это за пару часов, а может, и меньше. Таким образом, будут произведены более точная отливка и сокращение производственного цикла детали.

— Не происходит ли так: если мы в это «узкое место» ставим робота, то стоимость труда человека падает? Как это сказывается на зарплате обычного сотрудника?

— Происходит уменьшение численности персонала на участке после роботизации, но этот персонал можно задействовать на других участках. А то что остается будет более квалифицированным, и более оплачиваемым. Например, на предприятии, где я работала, было очень сложно найти людей, именно операторов, на низкоквалифицированный труд. Это была довольно большая проблема, потому что никто не хочет идти на низкооплачеваемую работу, все хотят более квалифицированную работу и более оплачиваемый труд.

Происходит просто перераспределение человеческого труда, какой-то участок становится роботизированным, где остается один квалифицированный оператор, который может управлять этой роботизированной ячейкой, а остальной персонал распределяется на другие участки.

— А для больших предприятий, если они удешевят производство в одном месте, то могут запустить что-то еще, где требуется человек.

— Конечно, к тому же, на текущем проекте предполагается увеличение объемов производства готовой продукции. Увеличения объемов можно достичь при помощи роботизирования труда и сохранения текущей численности. А не просто наращивая численности персонала и оборудования, а именно сохранения его текущего значения и усовершенствования текущих бизнес процессов.

— То есть на таких предприятиях люди никак не страдают, а, наоборот, им становится проще работать?

— Думаю, да. К тому же на большенстве предприятий, присутствуют участки с вредными условия труда, так как промышленное производство неизбежно сопряжено с ними. Человеку становится работать комфортнее и безопаснее. Например, в окрасочных и малярных участках, в которых работают молоденькие девочки и красят там детали и вдыхают краску. Я думаю, вы и сами понимаете, насколько это вредно. А так это может сделать робот, а эта девочка может заниматься какой-то другой безопасной операцией.

— Ну да, если речь о твоем здоровье, то дешевле не гробить его.

— Да, когда я была на студенткой практике на «Сатурне», там был большой цех полировщиков авиационных лопаток, и меня очень сильно впечатлило, что они все уходят на пенсию с виброболезнью. Это довольно серьезное заболевание, возможно, даже дается инвалидность, но я могу ошибаться. В цехе работают молодые парни и девчата, потому что там очень большая зарплата: в 2-2,5 раза выше, чем у других операторов.

Вибрационная болезнь — профессиональное заболевание, обусловленно длительным (не менее трех-пяти лет) воздействием вибрации в условиях производства. Также известна, как синдром белых пальцев, болезнь псевдо-Рейно, сосудоспастическая болезнь руки от травм.

Вибрации делят на локальные (от ручных инструментов), общие (от станков, оборудования, движущихся машин) и комбинированные (влияние общей и локальной вибрации при виброуплотнении бетона). Воздействие вибрации встречается во многих профессиях.

— Но они все равно ради зарплаты туда идут.

— Идут, но могут выучиться получше и пойти работать оператором станка с ЧПУ, например.

Хорошая база для развития

— Я правильно понимаю, что именно образование в Самарском аэрокосмическом дало вам дорогу в мир робототехники. То есть классическое образование, даже в небольших городах, ценится в таком современном направлении, как робототехника?

— Про мой университет я могу говорить много. Один из самых сильных авиационных университетов, наряду с Казанским и Московским. У нас очень хорошая база, нас научили учиться и добывать знания, дали очень хороший фундамент для дальнейшей работы и дальнейшего карьерного роста.

Мы с мужем работаем вместе в Центре робототехники. С ним же вместе заканчивали и первое и второе высшее образование. Сейчас будет минутка рекламы мужа (смеется). С помощью такого базового образования он стал кандидатом технических наук и получил степень PhD в финском университете LUT в Лаппеенранте. В Центре робототехники он занимается автономным транспортом, ведет проект по КамАЗу. Еще можно поступить в Университет Иннополис в магистратуру, чтобы пополнить робототехнические знания.

— Если современный подросток хочет развиваться в робототехнике, то самый простой путь — это пойти в вуз и учиться робототехнике там?

— В Университете Иннополис — да.

— Наверное, и не только там. Я имею в виду, что наше классическое образование, несмотря на критику, именно в сфере робототехники дает необходимую базу.

— Смотря какое направление и какой университет. Например, у меня идет специализация на производство, я больше с ним всегда связана, и робототехника — это такое дополнительное знание.

А если говорить конкретно о специализации робототехники, то базу какую-то дадут наши хорошие университеты, но, чтобы нарастить эту базу и быть более квалифицированным специалистом, нужно поступить в магистратуру Университета Иннополис, чтобы в этой сфере быть более сильным профессионалом.

Мама — программист, папа — конструктор

— Когда вы учились в вузе, насколько у вас было разделение по полу?

— В основном на факультете были мальчики, потому что мы изучали авиационные двигатели и энергетические установки. Технологами были девочки, а что касалось конструкторов и прочего, — это, конечно, парни.

— Не было ли такого, что вам говорили, будто вы пошли в совершенно мужскую специальность, заниматься чем-то мужским, а не женским?

— Нет, никогда. Мама только (смеется).

— Ну, мамы — они такие… Вы изначально хотели пойти в авиационный или это сложилось с течением времени?

— Сразу. У меня так получилось, что вся семья из авиационного университета, и мама, и папа и сестра. У мамы первое высшее образование инженер системотехник, и она работала на кафедре теории двигателей, писала программы для расчетов двигателей, а после перестройки стала юристом. Папа конструктор. Он работал очень долго конструктором на ЦСКБ «Прогресс». Был на очень хорошем счету, уважаемым человеком. Да, я всегда хотела в аэрокосмический университет, а мама была против и говорила, что это для мальчиков, но я подумала, что попробую. Поступила во все вузы, в которые подавала документы, но выбрала авиационные двигатели.

— При этом ваша мама была программистом и все равно говорила, что это — мужская специальность?

— Более того, она у меня подполковник юстиции, старший следователь по особо важным делам в сфере экономических преступлений. Тоже не очень женская профессия.

— Как вы вообще относитесь к тому, что робототехнику и производственные специальности, которые являются инженерными, считаются мужским направлением? Может быть, это не должно акцентироваться по гендерному признаку, как вы думаете?

— Нет, я думаю, не должно, конечно. Каждый человек должен заниматься тем, что у него хорошо получается, или тем, что ему нравится. Это не зависит от пола.

— Но у большинства подростков есть мамы и папы, которые подвержены гендерным стереотипам. Как вы вообще смотрите на эту проблему и как вы видите ее решение?

— Сложный вопрос, не знаю, как решить. Наверное, личным примером. Я довольна своей карьерой, и у меня двое детей и семья. Все возможно в любой сфере деятельности. Но, конечно, производство — это мужской мир, и женщина должна быть с сильным характером, чтобы быть наравне с ними. Но женская роль тоже важна, потому что женщины очень усидчивые, могут выполнять какие-то более кропотливые задачи, всегда можно разделить обязанности наиболее эффективно. Мужчины мыслят более стратегически, видят какие-то интересные решения. Женщины могут делать более приземленные вещи.

— Когда вы стали проджект-лидером на предприятии, не было такого, что умудренные опытом мужчины говорили вам о том, что вы девочка, только что вышедшая из-за парты, — и говорите, что им делать?

— Мне повезло, такого у меня не было. Когда я искала первую работу после окончания университета, пришла устраиваться, мне предложили вакансию конструктора коробок. Сказали, мол, что ты хочешь, ты только конструктором коробок и можешь быть, ты молодая девочка, сейчас выйдешь замуж и уйдешь в декрет. Я, конечно же, все поняла и не пошла туда работать. Там, где я работала, такого у меня не было абсолютно.

Меня довольно серьезно воспринимали. Все зависит от тебя самого, поначалу еще воспринимают одним образом, но когда ты начинаешь работать, брать на себя обязанности и полномочия, делать свою работу качественно и быстро, то к тебе уже идет рабочее отношение. Начинают давать более серьезные задачи, более ответственные проекты, тебе уже доверяют, так как видят, что ты можешь это сделать. В какие-то моменты я чувствовала, что мальчикам дают дорогу вперед, но когда ты себя хорошо проявляешь, тебя начинают воспринимать, как и мужчин.

— В тех двух местах, в которых вы работали до Иннополиса, оба проекта были российско-иностранные. Соответственно, мышление на этих производствах так или иначе внедрялось с помощью иностранцев, которые по-другому смотрят на происходящее, или на российском производстве все зависит больше от россиян?

— Я работала на современном предприятии с европейским уровнем, там не важно, русские вы или иностранцы все бизнес-процессы там четко прописаны и их должны все соблюдать. На российском предприятии, может быть, такое и есть, но точно сказать я не могу.

— Как раз на российском предприятии вам и предложили собирать коробки.

— Не собирать, а конструировать (смеется).

— Можно ли говорить о том, что для вас как для женщины-инженера были выбор и возможность пойти на высокооплачиваемую работу?

— Да, за счет моего образования и за счет того, что в университете я занималась интересными задачами за счет своих собственных скиллов.

— Возможно, девушкам, на которых давят родители или социум, стоит просто не бояться и идти в университет, хорошо учиться, и обязательно найдется одно из множества предприятий, куда их возьмут, и они будут более-менее равны мужчине с точки зрения опыта.

— Конечно, будут! Все будет, даже если не получится, то мужа себе там точно найдут. Умных ребят там много (смеется).

«В декрете я не сидела просто так»

— Смотрите, у вас не было такого, что с учетом вашего довольно долгого декретного отпуска, в течение 5 лет, потом было сложно искать работу?

— Нет, меня пригласили. Мои навыки и умения подходили под проект, так что такого не было. В декрете я тоже не сидела просто так. У меня был интернет-магазин, и я занималась маленьким бизнесом.

— По сути, женщина-инженер с необходимыми навыками в технических специальностях и необходимым опытом работы может не бояться уходить в декрет и рассчитывать, что потом можно будет найти работу?

— Думаю, да. Я была в декрете еще на предыдущем месте своей работы. Меня там ждали, и приглашали выйти на новый проект. Однако мне поступило предложение из Иннополиса, и я согласилась, потому что мой муж уже тут работал, я согласилась переехать в Иннополис и уволилась из Самары.

— Вы, наверное, были рады, что это случилось, и вам не пришлось выходить в Самаре на работу, а можно ехать к мужу.

— Я думала, что займусь устройством ребенка в детский сад, а потом начну искать работу в Иннополисе. Был вариант пойти в бизнес-аналитики и уйти в около айтишную сферу. Знаю, что некоторые мои коллеги ушли в ИТ после производства. Но мне поступило предложение даже раньше, чем ребенка взяли в детский сад, и пришлось оставить его в Самаре, чтобы выйти на работу.

— Я так понимаю, что дети вообще никак не мешают карьере, если это работа инженером?

— Смотря где, конечно. Не знаю, как в Самаре я смогла бы организовать свой день, но с учетом работы и детских садов без помощников сложно. Пришлось бы к родителям обращаться. Работа требует вовлеченности на рабочем месте. Если ты работаешь на предприятии и производство встает, тебе обязательно нужно быть там, иначе будет простой. Работая в университете, особенно в Иннополисе, таких проблем нет. Тут очень хорошо организована жизнь и все настолько удобно, что мне довольно комфортно работать. До детского сада добежать или доехать составляет 10–15 минут. Какие-то задачи я могу выполнять удаленно, если возникнет необходимость, к примеру, сидеть с детьми. В этом плане все очень комфортно и круто.

Иллюстрация: Тая Стрижакова