Гринпис — международная независимая неправительственная экологическая организация, созданная в 1971 году в Канаде. Активисты Гринписа поднимают важные экологические проблемы и выступают за их законодательное урегулирование. В сфере интересов организации находятся такие проблемы, как глобальное изменение климата, сокращение площади лесов от тропиков до Арктики и Антарктики, чрезмерный вылов рыбы, коммерческий китобойный промысел, радиационная опасность, развитие возобновляемых источников энергии (ВИЭ) и ресурсосбережение, загрязнение окружающей среды опасными химическими веществами, устойчивое сельское хозяйство, сохранение Арктики.
У Гринписа более 42 млн онлайн-сторонников по всему миру, 36 тыс. активных волонтеров и 3,3 млн человек поддерживают работу организации личными пожертвованиями.
Переход от одноразового к многоразовому
— У вас нетипичный бэкграунд — интересовались компьютерными играми и культурой постапокалипсиса. Это сыграло роль в том, что вы пришли в экоактивизм?
— Мне помогло то, что я знал журналистику «с той стороны» и работал в игровом издании AG.ru. Но в экологическую тему пришел в 2010 году, когда произошли крупные лесные пожары. Я сам из Рязани, а наша область была одной из самых горевших, так я начал волонтерить.
В конце июля, августа и начале сентября 2010 года на всей территории сначала Центрального федерального округа, а затем и в других регионах России возникла сложная пожарная обстановка из-за аномальной жары и отсутствия осадков. Торфяные пожары Подмосковья сопровождались запахом гари и сильным задымлением в Москве и во многих других городах. По состоянию на начало августа 2010 года, пожарами было охвачено около 200 тыс. га в 20 регионах России. Торфяные пожары были зафиксированы в Московской, Свердловской, Кировской, Тверской, Калужской и Псковской областях. Самые сильные пожары были в Рязанской и Нижегородской областях и Мордовии, где фактически произошла настоящая катастрофа.
После этого мы создали организацию, которая занималась лесовосстановлением, а я туда попал в качестве пресс-секретаря, потому что понимал, насколько важно не просто сделать хорошее дело, но и донести информацию об этом. Работал там пять лет, а потом пришел в Гринпис — мне нравилось, что эта организация готова добиваться своих целей и идти до конца, не боится протестовать, если видит несправедливость.
К тому же, мои бабушка и дедушка строили завод «Маяк», на котором производили ядерное оружие. В 1957 году там произошла первая в СССР ядерная катастрофа — взорвалось хранилище отходов, и дедушка был ликвидатором. По международной классификации это третья по масштабу авария после Чернобыля и Фукусимы. Про нее стало известно только в конце 80-х, когда начали рассекречивать информацию и стало понятно, что это не первая такого рода катастрофа в СССР. Там была загрязнена очень большая территория, а тысячи людей переселили.
Кыштымская авария — первая в СССР радиационная чрезвычайная ситуация техногенного характера. 29 сентября 1957 года на химкомбинате «Маяк» в закрытом городе Челябинск-40 (ныне Озерск) в емкости для радиоактивных отходов произошел взрыв. В ходе ликвидации последствий аварии 23 деревни с населением от 10 до 12 тыс. человек были отселены, а строения, имущество и скот уничтожены. Официально факт взрыва в СССР подтвердили только в 1989 году.
На пострадавшей территории советское правительство создало Восточно-Уральский заповедник с особым режимом. Земли этой зоны признаны временно непригодными для ведения сельского хозяйства. Здесь запрещается использовать земельные и лесные угодья, водоемы, пахать и сеять, рубить лес, косить сено и пасти скот, охотиться, ловить рыбу, собирать грибы и ягоды. Без специального разрешения сюда никто не допускается. Атомный заповедник и по сей день играет важную роль в проведении научных исследований, связанных с радиацией.
— Какие экологические темы для Гринписа в России ближе всего?
— У нас есть несколько отделов, и они планируют, чем будут заниматься в течение года. Мы долгое время занимались пропагандой раздельного сбора отходов — например, поддерживали карту с пунктами раздельного сбора, ездили по стране и помогали активистам. В прошлом году мы переключились на следующий шаг — чтобы проблема раздельного мусора не стояла, надо уменьшить количество отходов. А чтобы их было меньше, нужно с одноразовых вещей переходить на многоразовые.
Врезка
Так началась большая кампания против одноразовых пластиковых пакетов, которые во многих магазинах до сих пор раздают бесплатно. Нам удалось добиться того, что 20 крупнейших ритейлеров теперь этого не делают. «Азбука вкуса» в месяц раздавала около 7,5 млн пакетов, а теперь эта цифра — 2,5 млн. Еще один пример — «Ашан». Увы, мы не знаем точно, сколько пакетов они раздавали бесплатно, но, по их данным, после введения платы за пакеты эта цифра сократилась в два раза. Это серьезно влияет на экологию — таких историй, как в Волоколамске, будет меньше.
В Волоколамске назревает экологическая катастрофа — местные жители массово жалуются на сильный запах с мусорного полигона «Ядрово», который находится в 3 км от города. Многие говорят об открывшейся сильной аллергии и плохом самочувствии. Некоторым горожанам даже пришлось обращаться в больницы. Замерами Роспотребнадзора и МЧС подтверждено, что уровень хлора и сероводорода был превышен в три раза.
— А могут ли в России ввести законодательный запрет на одноразовые пакеты?
— Конечно, полный отказ возможен только при законодательном запрете на использование одноразовых пластиковых пакетов. Очевидно, что необходимость такого закона назрела уже несколько лет назад. Мы видим, что закон не является чем-то нереальным — подобные документы приняты и реализуются в совершенно различных странах: Франции, Кении. Вопрос только в том, когда российские власти осознают, что проблема свалок начинается в магазинах, и приступят к реальным действиям по сокращению образования мусора. И это должно относиться не только к пакетам, но и к другим одноразовым предметам, которые можно заменить многоразовыми.
— Почему именно пластиковые пакеты? Можно было сфокусироваться на промышленных отходах, например. Как вы поняли, что пакеты — важнее?
— Чтобы произвести какое-то изделие, которое само по себе весит условно килограмм, нам нужно потратить намного больше ресурсов. Еще примерно 10 кг будет потрачено и превратится в отходы на этапе обработки сырья и производства изделия, но это тоже не самое страшное. Самое страшное, что еще 100 кг отходов образуются на этапе добычи сырья, то есть пойдут, например, в отвалы карьеров при добыче руды. Переработка — это хорошо, но она тоже требует затраты ресурсов и у нее никогда не может быть стопроцентного КПД. Поэтому идеальный вариант — отказ от одноразовых вещей в пользу многоразовых, потому что так мы экономим весь огромный «хвост» ресурсов, которые тратятся при производстве изделия и добыче сырья.
— Отказ от пакета в магазине ничем не грозит ни одной из сторон. Но пластик на больших производствах — это очень важный материал. Он легкий, хорошо сохраняет форму, дешевый. Чем его заменить?
— Проблема не в пластике, а в одноразовом пластике. Иногда он с точки зрения ресурсоемкости более эффективен, чем металл. Самое главное — не использовать его одноразово, потому что это огромный перерасход ресурсов. Если переключиться на тему загрязнения воздуха и транспорта, то одноразовый пакет — это как личный автомобиль, он не только загрязняет воздух, но и требует кучу ресурсов для производства. Если бы одной машиной пользовались несколько человек — это бы размазало потраченные ресурсы и снизило вред. С пакетами смысл такой же.
— То есть если пластиковый пакет использовать не один раз, а десять, то это уже не такое зло?
— Конечно, это лучше. У нас даже есть подсчеты, что если, грубо говоря, пакет использовать 125 раз, то он себя «окупает».
— С точки зрения производства? Он ведь все равно разлагается очень долго.
— Да, в первую очередь, речь идет о производстве. В принципе, любое производство, даже экологичных альтернатив, тоже наносит вред природе, просто намного меньший. А в чем-то вещи носить в любом случае нужно. То есть правильный подход, конечно, — переходить на холщовые сумки, чтобы пакеты перестали производить. Но если уж пакет как-то к человеку попал, то надо использовать его максимальное количество раз.
— С какой стороны вы заходите, когда объясняете вред одноразовых пакетов? Если со стороны потребителя, то проблема с продавцом, который обязан предложить пакет на кассе, все равно сохраняется. Как вообще выглядят переговоры с сетями?
— Нужно говорить и с сетями, и с потребителями, иначе ничего не сработает. Если какая-то сеть не хочет идти на контакт, мы начинаем ее по-всякому донимать: создавать петиции, сторонники начинают писать им комментарии в соцсетях, иногда могут пройти какие-то акции. Например, в дни открытия «Недели российского ритейла» на соседнем с событием домом совершенно случайно появился баннер «X5, порви с пакетом».
— Или акция с «Пятерочкой». Это инструмент давления?
— Если переговоры ни к чему не приводят, мы даем понять, что накрыться одеялом и сказать, что они в домике, — не поможет. Мы никуда не исчезнем, проблемы остаются, и их надо решать, а не игнорировать.
— Платные пакеты для них могут быть не решением проблемы экологии, а средством для улучшения имиджа и поднятия прибыли.
— Да, ввести плату за пакеты проще всего, поэтому мы собираемся сделать следующий шаг. Например, чтобы не было пакетов, с помощью которых взвешивают овощи и фрукты. У них тоже есть альтернатива — это многоразовые мешочки. В России их используют мало, но за рубежом это давняя практика, которую нельзя назвать ракетной наукой.
На этом этапе маркетологи сетей действительно могут быть в полном выигрыше. Если они думают о прибыли, вводя платный пакет, — нет проблем, пусть такая мотивация побудит их сделать важный шаг, у которого есть мощный экологический эффект.
Немного алармизма не помешает
— Мне кажется, проблема пакетов среди экологических — самая обсуждаемая. Вы именно поэтому сделали ее частью своей повестки?
— Конечно, это одна из причин. С людьми удобно говорить о том, что им понятнее. Есть темы, которые далеки от простого человека — например, та, которой мы продолжаем заниматься, но она отошла на задний план — защита Арктики. Большинство людей никогда не увидят Арктику, но защищать ее нужно.
— А как доносите до людей, что проблема важная? Я вижу много алармизма в ваших текстах и заявлениях, это такой прием?
— Мы стараемся подбирать язык под целевую аудиторию. Может быть, алармизм не всегда хорошо работает с городским классом. Наверное, с ними надо говорить иначе. Но есть обратная проблема: если не будем бить тревогу, то можем оказаться в ситуации, когда мы одни. Например, какая-то компания что-то хочет построить в заповеднике или Госдума хочет принять плохой закон. Если мы не мобилизируемся прямо сейчас, будет уже поздно. Поэтому приходится давить на людей и немного нагонять панику.
— Вы упомянули про «целевую аудиторию», у вас и правда есть такая категория? Кто эти люди?
— Есть слой людей, которые уже стали активистами. Они понимают проблемы и то, что с ними надо делать. Кроме того, есть люди, которые достаточно прогрессивны, но их ценности — красивая потребительская жизнь, при этом они начинают задумываться о более высоких материях. Таких людей в России очень много, точно миллионы. Им нужно дать небольшой толчок, чтобы они увидели, что происходит на самом деле. Важно, чтобы они не только читали нас, а могли взаимодействовать. Они после этого толчка не станут активистами, которые на нефтяную платформу полезут или под поезд с радиоактивными отходами лягут, но захотят как-то более лайтово помочь. Петиции, пожертвования, волонтерство на публичных мероприятиях — это то, через что они могут вовлечься. Не просто читать, а что-то делать.
Наша задача — чтобы люди, которые читают новости, смотрят приколы в интернете, интересуются модными рэперами, узнали, какая у нас в стране или мире природа, что с ней может произойти, если сейчас не обратить на нее внимание.
— Но я не вижу экологические тексты на первом экране крупных изданий, и в целом есть ощущение, что это новости не первого порядка, несмотря на их важность. Почему?
— Проблема в том, что многие темы более универсальны — политика, экономика, жизнь звезд. Экология более специализирована, широкому кругу читателей заходят темы, в которых случается какая-то гадость. О катастрофах говорить проще, чем о спокойном и размеренном — наверное, это касается любых новостей. В политике тоже пишут не про скучные заседания, где приняли важные решения, а про то, кто в Госдуме глупость сказал.
Еще одной причиной может быть то, что в нашей системе образования эта тема не является какой-то первостепенной. География, биология в школе есть, но это не основные предметы. Получается, что и в информационном поле экология остается на задворках, хотя связана с нашей жизнью напрямую и от нее зависит качество нашей жизни.
От пакетов к машинам
— Чем вы занимаетесь кроме проблемы одноразовых пакетов?
— Мы традиционно занимались вопросами добычи нефти и ядерной энергетики, но позже решили зайти с другого угла — заняться транспортом. Транспорт — один из основных потребителей нефтепродуктов и, если мы решим вопрос с машинами, которые ездят на ископаемом топливе, то спрос и добыча со временем снизятся. Это более близкая тема для городских жителей — не абстрактное изменение климата, которое плавно происходит сейчас, но его катастрофические последствия мы увидим через 10–20 лет.
— С этим как раз связано ваше исследование воздуха?
— Да, когда мы начали разбираться в теме и говорить с экспертами, то раскопали официальную статистику: 80–90% загрязнения воздуха в большинстве городов России связано с транспортом. Но официальная статистика не всегда убедительна для людей, цифры всегда сильно зависят от того, как считать. Если проводить независимые исследования и добиваться от государственных органов большей открытости, то эти данные будут более доступными и наглядными, смотивируют большее количество людей признать проблему.
— Вы говорили, что вашим цифрам исследования воздуха доверяют больше, чем официальным. Сравнивали, насколько они различаются?
— Показания были практически идентичны. Проблема в том, что у «Мосэкомониторинга» есть сайт, который обновляется почти в реальном времени, а в других регионах оперативно получить информацию о загрязнении воздуха онлайн невозможно.
— В вашей выборке нет промышленных городов, почему?
— Мы хотели посмотреть на города, где основной источник загрязнения — автомобили. Говорить жителям Челябинска, что их главная проблема в машинах, — немного странно, они не поймут. Кроме этого, мы ориентировались на наши логистические возможности — там, где есть активисты. В некоторых из городов их не было, но нам удалось их найти в процессе.
— Если посмотреть на результаты ваших исследований, то испытать шок довольно сложно: у дорог, особенно больших, загрязнение большое, в зеленых зонах — меньше.
— Люди в целом понимают, что машины — это не очень хорошо, но не понимают, насколько. Горожанин ходит у дорог и не понимает, что с большой вероятностью там не просто не очень полезно ходить, а в этом месте вообще долго лучше не находиться.
Кроме того, у многих есть представление, что если вы находитесь в зеленой зоне, то это спасение. На самом деле все зависит от расстояния от дороги: если парк в нескольких метрах от огромной трассы, то находиться там вредно. Понятно, что все изменится, если уйти вглубь парка или спального района, где почти нет автомобилей.
Я согласен с вами, но любая наука основана на эксперименте. Одно дело здравый смысл, а другое — подтвержденные данные.
— Но одни из решений, которые зависят от горожан — пересесть на велосипед и общественный транспорт — больше подходят для крупных городов с развитой инфраструктурой, а их в России мало.
— Согласен, что в Москве и Петербурге более адекватное городское планирование, но в принципе большинство европейских городов сопоставимы со средними российскими, финансовый вопрос у нас стоит острее, но Россия — не беднейшая страна, и этот вопрос все равно надо решать. Для городской и даже федеральной экономики он имеет не самые очевидные последствия, но достаточно заметные. Если не решить проблему с загрязнением воздуха, то это обернется большими медицинскими расходами.
— Как местные власти отреагировали на ваше исследование?
— Мы вступили в переписку с администрацией 77 городов. Старались выбирать более крупные и те, где автомобильное загрязнение преобладает. Смысл письма был в том, что мы спрашивали: какие меры вы собираетесь принять, чтобы решить проблему? После того, как они нам отвечали, мы отправляли им свои рекомендации в зависимости от ситуации.
Если говорить конкретно, то зоны с введением ограничения на неэкологичный транспорт собираются ввести 11 из 77 городов. Будет реализовано это или нет, посмотрим.
На другом конце — Роспотребнадзор
— А как отреагировал Роспотребнадзор? У вас есть к ним прямое обращение.
— Они сначала пытались нас игнорировать, но получили большое количество писем, петиций и мероприятий, которые проходили рядом с их офисом и во многих городах России. Наши эксперты встретились с руководителем Роспотребнадзора Анной Поповой. Она не до конца согласилась выполнять наши требования, но вступила в диалог. Теперь мы не просто требуем всего хорошего против всего плохого, а задаем конкретные технические вопросы.
— Какие вопросы?
— У Роспотребнадзора есть большое количество собственных измерений, плюс к ним стекаются данные со станций мониторинга других ведомств. Мы хотим добиться, чтобы они публиковали их в реальном времени — в 2019 году ненормально записывать их в журналы и складывать на полочку. В некоторых регионах публикуют данные о загрязнении воздуха один раз в год, в чуть более прогрессивных — раз в месяц, совсем адекватные — раз в неделю. Но человек дышит не раз в неделю, если произошел выброс на заводе, или если сегодня плохие метеоусловия, которые не способствуют рассеиванию выхлопа автомобилей, то хотелось бы узнать об этом перед тем, как выходить на работу или перед выходными, чтобы, возможно, на время уехать за город. Эти данные необходимы для принятия бытовых решений.
При этом Роспотребнадзор не только должен публиковать данные, но и реагировать на проблемы, решать их. Если они видят, что выбросы завода превышают нормы, то нужно проверять предприятие и заставлять их использовать фильтры.
— Вам кажется, что они по злому умыслу данные не публикуют, как в Китае? Учитывая в целом закрытость ведомств и их неповоротливость, можно предположить, что они просто не умеют.
— Да, может быть, это привычка так работать, но возможность у них точно есть. Мы видели записи с Moscow Urban Forum, где они рассказывают про big data, искусственный интеллект и другие информационные технологии, а значит — понимают, о чем речь.
Леса-беспризорники и почему вырубка не страшна
— Также вы активно занимаетесь лесом.
— Да, это традиционное направление и то, с чем Гринпис ассоциируется в России. Во-первых, у нас большая противопожарная работа. Не все понимают, что девять из десяти пожаров связаны с тем, что на территории появился человек — искра от бензопилы, непотушенный костер или сигарета. Кто-то поджигает траву, потому что думает, что это полезно для почвы. Понятно, что иногда падает метеорит или происходит сухая гроза, но это не очень частые события.
Наши эксперты работают с местными активистами, чтобы они создавали свои группы и занимались сохранением леса, и местными властями: если будет выделяться мало средств на государственную охрану лесов от пожаров, то эту проблему не решить, волонтеры не везде могут успеть потушить. Кроме того, есть пропагандистско-воспитательная часть — мы собираем деньги на мультфильм, чтобы работать с детьми.
— Это круглогодичная проблема?
— Да, Приморье горит прямо сейчас. Страна у нас большая, климат в ней разный. Эти пожары катастрофически разрушают наши леса, а в некоторых городах являются причиной загрязнения воздуха. Они вносят свой вклад и в изменение климата: когда в год горят несколько миллионов гектар, высвобождается большое количество углеводорода и все это попадает в атмосферу. Сажа выпадает даже в Арктике, где лед снижает свою светоотражающую способность, и планета больше нагревается. Все взаимосвязано.
Вторая часть работы связана с заповедниками. У нас есть территории, которые очень ценны, и которыми мы, граждане страны, можем гордиться. Но иногда интересы отдельных компаний пытаются поставить выше, чтобы проложить через эту территорию газопровод. Из последних примеров — «Северный поток — 2».
«Норд Стрим 2 АГ» получила разрешение на строительство российского участка газопровода «Северный поток — 2» через Кургальский заказник и уверяет, что будет вести работы «с учетом природоохранных аспектов».
Гринпис оценил ущерб дикой природе от этой стройки. Согласно методикам, утвержденным Минприроды, он достигает 2,16 млн рублей. Кажется, что сумма небольшая, однако заказник перерезают траншеей длиной почти 4 км и шириной несколько десятков метров. Это уничтожит сотни краснокнижных растений и почти наверняка заставит орлана-белохвоста покинуть гнездо, обнаруженное в 2016 году. Редкая птица не станет жить рядом со строительной техникой.
— Вы занимаетесь вырубками?
— Правильнее говорить о лесном хозяйстве — беда не в том, что лес рубят. Рубить нельзя малонарушенные лесные территории — грубо говоря, леса, на которые не ступала нога человека. Они формировались несколько сотен лет и их будет трудно восстановить.
Лес средней полосы рубить можно. Например, в Финляндии лес рубят, но высаживают его заново и хорошо за ним ухаживают. Нам нужно что-то такое, чтобы через 10–20 лет лес был восстановлен и его снова можно было вырубить — это очень важный момент для экономики.
Многие люди на любую вырубку реагируют очень нервно, их с детства воспитали так, что рубить лес — плохо. Но плохо не рубить лес, плохо вести странное лесное хозяйство.
— Но все прописано в Лесном кодексе, почему в России оно ведется плохо?
— Когда принимали Лесной кодекс, Гринпис был против. По текущим законам, леса на сельскохозяйственных землях не считаются лесами по документам, причем это 10% от всех лесов в России. Хорошо бы им придать законный статус, иначе их никто не будет охранять от пожаров, рубок и вредителей.
— Система контроля леса менялась, ввели ЕГАИС, это вообще ничего не изменило?
— Насколько я знаю, наши эксперты скептически к этому относятся. Но это не совсем моя тема, глубоко о ней я бы не рассуждал.
— Какие темы не входят в вашу основную повестку, но тоже важны для экологии в России?
— Когда был возможный выброс рутения, мы этим активно занимались, хотя наш ядерный проект отошел на второй план. Сейчас продолжается история с косатками, которые томятся в плену на Дальнем Востоке. До этого была история с внесением изменений в Красную книгу — некоторые виды хотели изъять из нее, чтобы легально на них охотиться.
Когда происходит что-то плохое и незапланированное, конечно, мы обязаны реагировать.
— Вы говорили, что в новостной поток попадают события с негативной коннотацией. Что хорошего произошло в сфере экологии в России за последнее время?
—Удалось создать национальный парк «Ладожские шхеры»в Карелии и договориться о границах будущего Двинежско-Пинежского заказника. Мы добивались этих решений многие годы.. В Москве и Питере заговорили о том, чтобы создать зоны с ограничением для неэкологичного транспорта — это тоже значимая победа, в которую мы внесли вклад. От многих магазинов удалось добиться решения с пакетами. Если вам кажется, что на фоне заповедников это достижение маленькое, то, наоборот, это касается десятков тысяч людей напрямую. Наш рейтинг показывает, что всё больше людей в России имеют доступ к инфраструктуре для раздельного сбора отходов. Хорошие новости тоже бывают, правда, в СМИ они попадают не часто, зато всегда оказываются на нашем сайте.