Космическая психология
— Вы работали в международной команде. Есть какая-то разница космического восприятия в вопросах космоса или физики?
— Да. Даже, наверное, это связано не с тем, откуда человек, а с индивидуальными особенностями, в какой среде работал человек. Ученые иначе воспринимают всё, и для них важно получить данные, найти образцы и так далее. У инженеров совсем другой подход. И у нас были люди даже из мира искусства, и это тоже интересно — как они это всё воспринимают. Но, несмотря на это, мы дружно жили.
— Мы часто видим конфликты внутри небольших закрытых групп. Космический экипаж имеет в связи с этим какие-то особенности, какой он вообще с точки зрения психологии?
— Да, мы все очень разные, и, наверное, могут возникать конфликты из-за бытовых моментов. Кто-то за собой не убрал оборудование, ну и в целом любит разбрасывать носки, грубо говоря. Поэтому здесь надо, чтобы подбирали ответственных членов экипажа, которые понимают, что своими действиями могут ограничить свободу других людей и наступить себе на горло в каких-то моментах ради дружной атмосферы и ровного настроения в экипаже.
Но и, конечно, если вы понимаете основную цель, и она у всех одна — тогда это путь к успеху. Если же у всех разные цели, то есть возникают какие-то эгоистические мотивы, тогда экипажу будет тяжело, и я знаю такие примеры, когда действительно ругались, боролись за лидерство.
Перед «стартом»
— По своей первой специальности вы журналист. Как вас занесло в космическую программу, да еще и в роли испытателя, да еще и в США?
— Я поняла, что журналистского образования мне просто недостаточно, если я хочу воплощать свою мечту. Поэтому подала заявку, пусть как журналист, но всё равно в научно-исследовательский эксперимент, и, на удивление, прошла. Видимо, желание огромное, рвение организаторы тоже учитывают, и то, насколько ты готов учиться и полностью применять себя.
— Как в относятся родственники к такому вашему занятию, к такой деятельности?
— В начале, еще несколько лет назад, когда я сказала насчет всех этих экспериментов, они были, конечно, в шоке. Сейчас они понимают, что это мое, и я счастлива. Родителям важно увидеть своего ребенка счастливым, поэтому они уже не думают, не отталкиваются от общепризнанных норм, что надо выйти замуж, родить ребенка, вот это счастье. Они видят меня счастливой, сидящей в бочке на краю света, и они гордятся.
— Вы чего-то боитесь перед «полетом»? Или это, наоборот, дается крайне легко?
— Наверное, я боюсь, что если что-то произойдет с кем-то по здоровью, то придется остановить эксперимент. Но у нас всё получилось, всё довольно безопасно. Самое опасное — это вред и риск здоровью и жизни.
Жизнь на Марсе
— В чем предполагается жить на Марсе? На чем передвигаться?
— Да, мы строили на Марсе — это был один из экспериментов Юсуке Мураками, нашего японского члена экипажа. Например, совершенно простейший купол без скафандра можно построить за 30 минут, а в скафандре у нас на это ушло 3 часа 40 минут. Это лишь небольшая такая проверка того, с чем столкнутся настоящие космонавты при строительстве на Луне или на Марсе, насколько всё нужно продумать.
К нам даже приезжал потрясающий ровер из Немецкого космического агентства, который они планируют отправить на Марс. Не знаю, в каком году, но он настолько футуристичен. Он может подняться и пройти надо мной, он может подниматься на холмы под углом 45°. Также его рука-манипулятор вращается на 360°, к нему подъезжает маленький ровер, приносит новый заряд батареи, он сам себе его меняет и продолжает работать дальше. Так что, я надеюсь, он окажется скоро на Марсе и будет помогать людям в этом.
Mars 160 — 110-суточный изоляционный эксперимент, разделенный на 2 части: 80 дней в пустыне штата Юта и 80 дней в Арктике на острове Девон. Воспроизводит основные характеристики пребывания на Марсе. Из-за погодных условий и недостатка финансирования арктическая часть была сокращена до 30 дней.
Юсуке Мураками — японский дизайнер архитектуры, специально разработанной для экстремальных условий. Имеет степень магистра экологического дизайна и управления. Юсуке также ведет еженедельную радиопрограмму «На планете», которая транслируется по всей Японии.
В проекте Mars-160 Юсуке с командой из четырех человек собрали купольный дом из 46 блоков. Первоначально команда собрала 12 блоков по 4 секции, которые смогли бы пройти через воздушный шлюз, а затем собрали купол целиком снаружи.
После землетрясения в Непале Юсуке начал проект Dare Demo Dome (с англ. «купол для всех» — Хайтек»), чтобы сконструировать быстровозводимые защитные купольные дома, выросшие из концепции космического строительства.
— Условия проживания были спартанские?
— Наши каюты — 3 м в длину, полтора в ширину. На самом деле никто не страдал, очень уютно и в основном мы там только спали. Да, было общее пространство. Так что я провела там замечательное время.
— По условиям эксперимента все выходы «наружу» были в скафандрах. Это очень сложно?
— Конечно, не хватает ветра, чтобы вы прямо чувствовали его на своем лице, и всех других атрибутов. Этот скафандр, конечно, имитация, всего лишь 14 кг, но, тем не менее, это тяжело. Подумайте, что три месяца, когда вы ходите в скафандре, особенно в Арктике, вам в лицо дождь со снегом, под ногами очень острые камни плюс еще местами попадались зыбучие пески, в которые вы проваливаетесь. А в Арктике это зыбучая глина, и несколько раз наши ребята проваливались по колено, приходилось их вытаскивать, а они в тяжелом оборудовании.
Но здесь еще есть один риск. Как вы знаете, в Арктике есть белые медведи. Да, и наш остров не был исключением, поэтому каждый раз, когда мы выходили, четверо из нас были в скафандрах, а один без скафандра, но с ружьём. Да, он охранял нас и давал сигнал, если на горизонте появится белый медведь. К нашему счастью, мы их не встретили. Может быть, если бы встретили, я бы сейчас тут не выступала — это самые опасные животные в мире.
— А в целом ощущения реалистичные? Экстремальные?
— В остальном, конечно же, помимо медведей, всё было очень реально. Часто казалось, что мы действительно совершенно отрезаны от всего мира и находимся на другой планете. Это потрясающее ощущение. С одной стороны, оно если и не пугает, то настораживает, а с другой — ты понимаешь, насколько в человеке живет дух исследователя, первооткрывателя, и что человек может адаптироваться к абсолютно любым условиям.
Там мы действительно жили в экстремальных условиях, у нас были ограничения во всем. Если что-то сломается, мы сами это чиним. Слава Богу, есть 3D-принтеры. Воду мы добывали. Плюс у нас на всё лишь 10 часов. Всего 10 часов работал генератор, и в Арктике вы просыпаетесь, внутри в каюте около 7° тепла, но при этом 97% влажности. Но даже к этому привыкаешь и кажется потом всё абсолютно нормальным.
— Психологически было очень тяжело?
— Есть разные моменты, связанные с психологией, потому что ты понимаешь, насколько важны мелочи и как, например, цвета влияют на ваше настроение. Если очень много серого вокруг и мало света, как настоящего, так и искусственного, то люди начинают себя вести очень медленно, они не в очень хорошем настроении, это такая реакция на окружающий мир, который совсем другой, не тот, к чему вы привыкли.
Программа SIRIUS 19
— Расскажите про программу SIRIUS 19, какие задания нужно было выполнять? Как вы попали в эту программу?
— Мы любим лежать на диване и мечтать, как бы классно стать летчиком, космонавтом или актером. А потом, когда вы действительно к этому приближаетесь, то понимаете: нет, наверное, это не мое. И после того, как я провела Mars-160, то поняла, что это действительно мое, что я сделала всё правильно и хочу продолжать заниматься этим.
Я вернулась обратно в Россию и думаю: «Хорошо, что дальше?». В этот момент Институт медико-биологических проблем — это именно тот институт, который со времен еще Королёва отвечал за подготовку космонавтов и проводил невероятные эксперименты. Например, год в «Звездолете». Представьте, трое человек провели целый год в помещении 4 м в длину, 3 в ширину. Да, никто не сошел с ума, не подрался, всё хорошо. Тогда имитировалось, что в маленьком корабле люди отправляются к Марсу и проводят в полете около года. Уже тогда, в 67 году, были подобные эксперименты.
И, конечно же, наверное, многие слышали про «Марс-500», когда люди провели 520 дней в изоляции, здесь у нас, в Москве, на Полежаевской. Там находится Институт медико-биологических проблем, и есть станция «Наземный экспериментальный комплекс». Он больше, чем тот, где я «жила» на Марсе, и гораздо технологичнее. В нем своя атмосфера, чуть-чуть повышенное давление, чтобы вся пыль, микробы не заходили внутрь к нам. Все системы контролируются извне инженерами, постоянно, 24/7, дежурят врачи и инженеры и следят за здоровьем экипажа.
И однажды руководство сказало, что они ищут испытателей на совместный с Американским космическим агентством проект «Сириус». Это серия проектов, которая имитирует, что мы отправимся на Луну, будем на орбитальной станции летать вокруг нее и периодически высаживаться на поверхность, проводить там около недели и возвращаться обратно на орбитальную станцию. И у них планировалось четыре и восемь месяцев, год и еще год. И вот набор на четыре месяца был в прошлом году, я в него попала и уже в июле вышла успешно оттуда, отсидела, как говорится.
— Насколько сложно сейчас принять участие в таких космических программах, какие требования, что нужно для участия?
— По программе «Сириус» — очень сложно в плане здоровья. Они проверяют похлеще, чем в отряд космонавтов. Сам космонавт, который был нашим командиром, сказал, что здесь проверка гораздо строже, чем то, что он проходил. Поэтому, естественно, быть здоровым, не иметь никаких хронических заболеваний, которые могут обостриться в длительной изоляции. Ну и иметь навыки, связанные всё-таки с космической сферой: либо вы должны быть инженером, либо врачом, либо биологом. То есть всё, что связано с естественными науками.
— Кто входил в экипаж? Какие задачи ставились в «полете»? Было сложнее или проще, чем в предыдущих миссиях?
— Наш экипаж: летчик-космонавт, Герой России Евгений Тарелкин, двое членов экипажа из НАСА, оба инженеры, борт-инженер Дарья Жидова из РКК «Энергия» и Стефания Федяй — врач экипажа. Наверное, все эти симуляции-изоляции похожи, но если в первый мы имитировали, что живем на Марсе, ищем жизнь, постоянно находимся снаружи, выполняя различные геологические, инженерные работы в скафандрах, то здесь мы вообще не видели солнца и были действительно в железной бочке, где проводили эксперименты, больше связанные с психологией, физиологией и с медицинскими экспериментами над человеком.
И мне почему-то показалось, что здесь было даже проще, хотя и дольше на один месяц. Я считаю, что необходимо проводить все эти изоляционные эксперименты, чтобы быть максимально готовыми отправить людей в космос, но мы всё равно не можем предугадать всего, что с нами произойдет.
Евгений Тарелкин — российский космонавт. Герой Российской Федерации (2014). Провел в космосе 143 суток 16 часов 15 минут.
Дарья Жидова — инженер летно-испытательного отдела ПАО «РКК “Энергия”». Испытатель-бортинженер экипажа изоляционного имитационного полета к Луне SIRIUS-19.
Стефания Федяй — врач-психиатр Центра изучения печени Российского университета дружбы народов. Испытатель-врач экипажа изоляционного имитационного полета к Луне SIRIUS-19.
Кроме того, нам много что предстоит создать: например, у нас нет скафандра для того, чтобы высадиться на Луну. Ни у НАСА, ни у Роскосмоса, вообще ни у кого, поэтому скафандр нового поколения будет совершенно иначе работать, не как те, с которыми мы сейчас выходим в открытый космос. К сожалению, они очень громоздкие и не подходят для новых миссий. Нужно сделать еще много различных изобретений, необходимых для того, чтобы всё-таки начать осваивать космос.
— По условиям проекта «Сириус» сообщения возможны только по электронной почте и только один-два раза в неделю. Но если не нагружать письма какими-то огромными медиафайлами, фотографиями, то особой нагрузки это не несет. Зачем нужны такие жесткие меры?
— Это эксперименты наших психологов. Чтобы посмотреть, насколько изолированность информационная влияет на наше настроение. У нас то же самое было и в Mars-160, мы не так часто переписывались, но у нас всё равно был доступ к соцсетям, где мы могли выкладывать сообщения о своей миссии, но там другая немножко политика. Не знаю, по мне — было очень хорошо без интернета.
Будущее
— Вы наверняка хорошо знакомы с американскими космическими программами. Как думаете, Илон Маск запустит свою космическую программу? Или же это будет какой-то частный туризм?
— Я уверена, что запустит. Главное, чтобы его продолжал поддерживать Конгресс США, и правительство продолжало финансирование.
— Какие у вас дальнейшие космические планы?
— Попробую себя в отряде космонавтов, подам документы. Это будет в следующем году, так что пожелайте мне удачи.