Мало какие товары «росли» в последние 10 лет так же бурно, как смартфоны. Начиная с 2010 года их продажи увеличивались примерно на 25% каждый год.
В 2011 году в мире было всего полмиллиарда смартфонов. В 2013-м это число приблизилось к миллиарду. Перед началом пандемии в мире насчитывалось более 3 млрд пользователей смартфонов. Каждый из них выходил в сеть и был пользователем приложений. Каждый новый аккаунт быстро окружал себя облаком социальных связей — точно так же, как это делают нейроны головного мозга, решающего задачу адаптации к новой среде обитания.
Можно трактовать взрывной рост продаж этих гаджетов престижем или комфортом — ведь смартфон тоже упрощает быт, как холодильник или автомобиль. Однако есть принципиальная новизна — холодильник, машина, телевизор и другие подобные изобретения не побуждают нас формировать новые социальные связи.
Сила гаджетов в том, что они наиболее эффективным и удобным образом реализуют нашу потребность в коммуникации. Эта потребность настолько могущественна, что ее можно назвать «жаждой».
Знаменитую пирамиду Маслоу можно упростить, оставив в ней всего два уровня:
— Физиологические потребности, связанные с формированием и функционированием физического тела.
— Коммуникационные потребности. В их основе — формирование, поддержание и развитие социального тела. Оно не менее важно, чем физическое. Необходимость чувствовать себя нужным или причастным, получить одобрение или признание, самовыразиться или самореализоваться — это все потребности в определенной коммуникации.
Потребность в коммуникации неисчерпаема. Она настолько велика, что даже в полном одиночестве человек не прекращает диалога — с воспоминаниями, фантомами, высшими силами или рукотворными идолами (как в фильме «Изгой» с Томом Хэнксом).
Наш коллективный мозг занят сразу двумя задачами. Он активно формирует новую — цифровую — среду обитания и одновременно пытается приспособиться к ней.
Владимир Шабасон, сооснователь компании Self_
Цифровой рынок взлетает ракетой, топливо которой выступает наша жажда коммуникации. Еще 20 лет назад мы формировали свои социальные тела посредством тел физических, то есть общаясь друг с другом непосредственно. По Робину Данбару, число подобных контактов не может быть большим, ведь каждая связь требует значительных эмоциональных и интеллектуальных вложений.
Число Данбара характеризует количество активных социальных связей, которые человек в состоянии поддерживать физически. Оно лежит в диапазоне от 15 до 230 и условно принимается равным 25. По Данбару, среднее «ламповое» социальное тело состоит всего из пары дюжин таких связей.
Цифровое тело: как мы шагнули за границы возможного
Смартфоны подвели нас к важному рубежу. Цифровые платформы взяли на себя львиную долю затрат на поддержание связей. Социальные контакты стали измеряться сотнями и тысячами. Социальное тело дополнилось цифровым.
Цифровое тело формируется посредством цифровых систем. Взаимодействие с цифровым телом может быть полностью симулировано, пример — проект @Aliona_Pole в Instagram, когда создается искусственная, полностью виртуальная модель. В этом его ключевое отличие от социального тела. Кроме того, один и тот же человек может обзавестись целым набором цифровых тел для разных платформ.
Мы наблюдаем фазовый переход привычной коммуникационной модели в новое состояние. Взрывные продажи смартфонов и приложений сопровождаются бурной репродукцией и репликацией цифровых тел. Они вступают в отношения с платформами и друг с другом. Причем здесь мы сознательно говорим именно «они», поскольку между нашими социальными и цифровыми телами есть дистанция. И она довольно заметна, что подтверждают многочисленные исследования последних двух-трех лет.
• Мы с трудом сходимся или расходимся людьми в реальной жизни — «они» делают это в клик.
• Нам сложно выразить свое мнение — «они» быстро ставят лайк.
• Мы скромны и самодостаточны — «они» завистливы, хвастливы и тщеславны.
• Мы по-взрослому аккуратны в суждениях — «они» категоричны.
• Для нас мир сложен и многообразен — «они» видят его черно-белым.
• Мы глубоки — «они» поверхностны.
• Мы высказываем свое мнение, только если нас просят — «они» делают это по любому поводу.
• Мы ценим объективность — для «них» информация верна, если исходит из своего круга.
• Мы ходим поодиночке — «они» сбиваются в ватаги, иногда довольно агрессивные.
Среднее цифровое тело сегодня находится в зените пубертата. Как и положено подростку, оно одержимо комплексом неполноценности — с тревогой ждет одобрения в виде лайков, боится упустить какие-то события, агрессивно отстаивает свою точку зрения по самому пустяковому вопросу и втайне уверено, что окружающие преуспевают и выглядят гораздо круче. Оно несамостоятельно, но настаивает на своей независимости. Отличная питательная среда для цифровых манипуляторов — или «вампиров».
Самая ценная валюта цифрового мира — ваше время
Хотя подростки и любят вампирские саги, в наблюдении за цифровыми вампирами нет романтической готики. Это приложения, пьющие не кровь, а внимание. Фразу «ваше внимание для нас бесценно» в цифровом мире следует понимать буквально. Цифровая экономика — это экономика внимания. Конкуренция приложений сегодня такова, что внимание пользователя стало самой ценной валютой.
Сколько стоит наше внимание в цифровой экономике?
Работающие американцы проводят в смартфоне в среднем 5 часов 25 минут в день. Разрыв между миллениалами (годы рождения 1982–1996) и бэби-бумерами (1943–1960) невелик — первые проводят в смартфоне ежедневно 5 часов 40 минут; вторые — 5 часов.
По данным американского Бюро трудовой статистики, официальная средняя зарплата в США в 2021 году составляет $984 в неделю. Почти 112 млн штатных рабочих и служащих до уплаты налогов в среднем получают $4 265 в месяц. Так работодатели оценивают их время. Таким образом, 5 часов среднего работающего американца стоят $133. Умножив эту сумму на 112 млн человек и 365 дней в году, получим около $5,5 трлн. Суммарное американское внимание, уделяемое смартфонам, составляет примерно три ВВП России. Есть за что бороться.
Чтобы заработать как можно больше, цифровая система должна любыми доступными способами завладеть вниманием пользователя. Во взрослой жизни, протекающей в реальном мире, нас непросто вовлечь в какие-то сети. Но цифровой мир — другое дело. Мир цифровых тел — пока это мир подростков, подверженных манипуляциям.
Бывший разработчик Google Тристан Харрис, основавший движение Time Well Spent, упрекает создателей приложений в игре на слабостях пользователей — лени, тщеславии, неуверенности в себе, зависимости от чужого одобрения и далее по списку. Пользователю нужно помнить, говорит он, что по другую сторону экрана стоят лучшие маркетинговые умы огромной корпорации, инвестировавшей миллиарды в одну-единственную цель — чтобы вы оставались здесь как можно дольше. И это не имеет ничего общего с гостеприимством.
На что ушли мои два (три, четыре) часа? Обычный вопрос типичной жертвы приложения-вампира, осознавшей, что время потрачено, а вопрос так и не решен. Это не случайность. Современные цифровые продукты взламывают саморегуляцию пользователя, в том числе и свойственное взрослому человеку ощущение времени. Тогда как подростка часы на вечеринке не заботят.
Мир цифровых тел — пока это мир подростков, подверженных манипуляциям.
Владимир Шабасон, сооснователь компании Self_
Тристан Харрис говорит, что стратегия вампиров — это тупик, несущий в себе экзистенциальную угрозу всему обществу. Причина не в том, объем внимания пользователей конечен. Проводить в смартфонах больше 10 часов в сутки физически невозможно, но дело в другом. Стать подростком — для взрослого человека это деградация. Поощряя регресс, цифровые системы однажды получат армию глупых, разобщенных и агрессивных пользователей. Победителей не будет.
Боли роста: как мы расплачиваемся за увеличенные объемы коммуникаций
Пока что цифровой вампиризм приводит к неврозам, напоминающим подростковые бунты и переживания, своего рода боли роста. Среди них — номофобия, или боязнь остаться без гаджета. Другое явление — фаббинг — это неспособность отвлечься от смартфона даже при живом собеседнике, сидящем напротив. Цифровая мнительность — тревожное наделение сообщений эмоциями или раздражение из-за замедленной реакции.
Что еще? Синдром упущенной выгоды (или знакомый всем трейдерам FOMO) — страх остаться в стороне от якобы важных событий, будучи офлайн. Прокрастинация и смещенное поведение — бессмысленное просматривание почты и мессенджеров в стрессовой ситуации, требующей быстрых действий. Навязчивое опасение, что заряда в аккумуляторе может не хватить. Синдром фантомных вибраций — обманчивое ощущение, что телефон звонит или подает сигналы. Список далеко не полный.
Алармистские прогнозы некоторых исследователей сводятся к тому, что пользователи цифровых продуктов будут деградировать в соответствии с традициями киберпанка. Их авторы руководствуются логикой настоящего и недавнего прошлого: взгляните, с одной стороны алчные цифровые вампиры, а с другой — номинально взрослая аудитория, ведущая себя как подростки. И ни к какому прогрессу это не приведет.
Но есть и другая точка зрения: попробуем объяснить, почему к ней стоит прислушаться внимательнее. Мы находимся в точке фазового перехода, испытывая вполне естественный стресс — технологический, этический, социальный и так далее. Меняется коммуникационная парадигма. Перезапускается система социальных связей. Каждый из нас обзаводится цифровым телом и переосмысливает себя в нем. Мы приспосабливаемся к изменившейся среде. Это сложно. Неврозы и перекосы неизбежны.
С социальной точки зрения всеобщий переезд в цифровую среду напоминает массовый исход из деревни в город. Новые горожане, испытывая острый невроз в связи с переездом, некоторое время пытались жить по-прежнему — сажали репу на балконе, гардеробную приспосабливали под хранение картошки, а во дворе норовили украдкой разбить пару грядок. Им было крайне неуютно, и они часто становились объектами манипуляций и жертвами мошенников. Они утратили целостность — между их «городскими» и «деревенскими» социальными телами возникла дистанция. Им предстояло преодолеть комплекс чужаков, усвоить новые культурные коды. Это и произошло — следующее поколение полностью приспособилось к среде и вернуло себе целостность.
Человечество издавна демонстрировало блестящую способность быстро адаптироваться к меняющимся условиям жизни. И еще — простая экстраполяция плохо работает. Факты из прошлого и настоящего редко говорят о будущем. Никто не водит машину, смотря только в зеркало заднего вида и приговаривая: дорога-то впереди такая же, как сзади! Вот почему не стоит верить мрачным прогнозам, основанным на экстраполяции настоящего в будущее. Они не учитывают нашу способность обучаться и корректировать собственное поведение.
Автор книги «Популяционная бомба», американский биолог Пол Эрлих в 1970 году предсказал, что производимого в мире продовольствия на всех не хватит. По его словам, уже до конца 70-х годов должен был разразится голод библейского масштаба, когда от нехватки еды умирали бы от 100 до 200 миллионов человек ежегодно. В 1975 году он же спрогнозировал исчезновение до 90% тропических лесов к 2015 году.
В том же 1970 году журнал Life сообщил: «Ученые располагают убедительными теоретическими и экспериментальными данными о том, что к 1985 году из-за загрязнения воздуха объем солнечного света, достигающего земной поверхности, сократится в два раза».
Американский геохимик Харрисон Браун опубликовал в 1970 году статью в Scientific American, где предрек исчерпание мировых запасов меди сразу после 2000 года. Свинец, цинк, олово, золото и серебро, по его же расчетам, должны были закончиться еще до 1990 года.
Эколог Кеннет Ватт в 70-х прогнозировал падение среднемировой температуры на 11 градусов и наступление нового ледникового периода уже к 2000 году.
Все это ошибки экстраполяции — проекции прошлых тенденций на будущее. Люди как вид интересны тем, что способны самостоятельно не только формировать, но и корректировать сложившиеся тенденции. Так будет и в цифровом мире.
Эволюция продолжается: как изменятся взаимодействия с цифровыми продуктами
Мы — высокоадаптивная биологическая система. Стресс, возникающий в связи с теми или иными изменениями, заставляет нас корректировать общепринятые модели поведения. Экостресс 70-х дал толчок к появлению более строгих топливных стандартов, гибридных двигателей, зеленой энергетики, электрокаров, энергосберегающих технологий. Точно так же сетевой пубертат и цифровой вампиризм станут прологом к появлению цифровой этики и осознанного сетевого поведения.
В ближайшей перспективе цифровой вампиризм обречен. Его проблема будет решена сразу с двух сторон. Когда разработчики осознают вышеуказанную экзистенциальную угрозу, они решат, что удержать юзера в пассивном состоянии — это так себе задача по сравнению с «сделать чью-то жизнь лучше при помощи нашего продукта», и продлить life-time value клиента. И новые релизы цифровых систем, которые рассчитаны на работу в долгосрочной перспективе, будут все более здоровыми.
Со стороны пользователей неизбежен рост людей, осознающих важность цифровой целостности. Дистанция между социальным телом человека и его цифровым телом сократится. Сетевой пубертат неизбежно сменится взрослением, а взрослым людям свойственно ответственное отношение к своему времени.
Уже появляются специальные приложения, воспитывающие цифровую осознанность. Они будут контролировать общее время в смартфоне, количество касаний, траекторию движения по приложениям, практиковать медийную аскезу или поощрять использование гаджета в контексте поставленной задачи. Некоторые приложения будут предлагать цифровую разгрузку и даже детокс.
Некоторое время мы все еще будем наблюдать со стороны пользователей архаичную нетерпимость и рудиментарную агрессию, а со стороны разработчиков — рабовладельческие замашки и амбиции цифровых «помещиков». Это естественный эволюционный этап, который уйдет в прошлое. Рождаясь, новое общество примеряет на себя прежние лекала — точно так же, как плод в путешествии от эмбриона к младенцу ускоренно проходит все эволюционные стадии, чтобы полностью забыть о них во взрослой жизни.
Читайте также:
В реакторе Чернобыльской АЭС усилились ядерные реакции.
Появился первый электромотор с 95% эффективности
Физики создали аналог черной дыры и подтвердили теорию Хокинга. К чему это приведет?