Российский политический деятель, занимающийся инновациями, образованием и современными технологиями. В 1998 году закончил Воронежский государственный университет, получил степень магистра в Московской школе социальных и экономических наук и UM-Манчестер по направлению политические науки. Занимался молодежными движениями.
С 2000 по 2009 гг. Песков работает в МГИМО. Он руководит интернет-политикой университета, участвует в создании Российской ассоциации международных исследований. Последняя должность — директор по инновациям.
В 2009 году Песков возглавляет управление стратегических разработок во «Всероссийском выставочном центре». С 2011 года занимает должность директора направления «Молодые профессионалы» Агентства стратегических инициатив (АСИ).
С 10 июля 2018 года — Дмитрий Песков стал специальным представителем президента РФ по вопросам цифрового и технологического развития.
Является одним из авторов программ «Цифровая экономика» и «2035», которая посвящена будущему высшего образования.
«Наши выпускники способны конкурировать не числом, а умением»
— По данным ФРИИ (Фонд развития интернет-инициатив — «Хайтек»), в России серьезный кадровый голод в сфере IT. Нам нужно находить по 100 тыс. специалистов в год дополнительно в течение 10 лет. Как сократить это отставание?
— В целом, верно. Дополнительный миллион айтишников делает нас конкурентами ведущих стран, но далеко не лидерами. По разным данным, реальный дефицит специалистов составляет от 1 млн до 2 млн человек. Быстро ликвидировать такое отставание точно не получится — мы уже опаздываем лет на 15.
По госпрограмме «Цифровая экономика» (стратегия развития IT-сектора в России до 2024 года, принятая правительством РФ в июле 2017 года — «Хайтек») предполагается, что мы увеличим ежегодный выпуск IT-специалистов с 45 тыс до 120 тыс человек к 2024 году.
Но этого недостаточно. Поэтому параллельно нам придется переучивать взрослое население, оцифровывать другие специальности, которые напрямую не относятся к IT, и завозить айтишников из-за рубежа. Причем работать надо по всем трем направлениям, иначе системного эффекта не будет.
Российская автономная некоммерческая организация, созданная в 2011 году. Председатель наблюдательного совета АСИ — президент Владимир Путин. Под эгидой АСИ формируются новые технологические рынки и новые компании.
По информации АСИ, к 2018 году утверждены 8 «дорожных карт» рынков: Энерджинет, Хелснет, Нейронет, Маринет, Автонет, Аэронет, Кружковое движение и кросс-рыночное направление Технет, еще по трем идет подготовка: Сэйфнет, Фуднет, Фэшннет.
В рамках государственной программы «Цифровая экономика РФ» в 2017 году АСИ утвержден центром компетенций по направлению «Кадры и образование».
— Сколько же нужно айтишников, чтобы восполнить дефицит кадров в России?
— На уровне национальной экономики нужно больше качественных кадров, а не кадров в принципе. Сейчас задачи для тысячи человек закрываются сотней профессионалов. И мы по опыту знаем, что наши выпускники способны конкурировать не числом, а умением. В общем, это дискуссия, у которой нет точного и правильного ответа — сколько нам в итоге будет нужно кодеров. Есть и такие фантастические версии, что алгоритмы научатся писать алгоритмы, и программистов нам понадобится существенно меньше.
У нас есть потенциал закрыть дефицит на уровне национальной экономики в горизонте лет пяти, если все будем делать правильно. Перед нами задача, чтобы российские IT-компании начали приносить столько же налогов, сколько приносит экспорт нефти.
А с экспортом у нас все плохо. В 90-е и начале нулевых появился кадровый резерв в IT, который не был востребован на национальном уровне. Из него выросли крупные компании, которые построили свои компетенции на заказном программировании и работают на глобальных рынках. Luxsoft, например. А таких компаний нужно больше, и налоги с них брать необходимо правильно, чтобы был рост несырьевого экспорта.
— В чем именно заключаются запросы национальной экономики на айтишников в ближайшие несколько лет?
— Любую отрасль сегодня нужно перестраивать. Даже если вы занимаетесь ремонтом железнодорожной техники, вам нужны специалисты по машинному обучению. Если у вас районная поликлиника — понадобятся специалисты по информационным системам, если университет — по глубинному обучению. Везде нужны айтишники. Ужас в том, что по мере реализации госпрограммы «Цифровая экономика», потребность в такого рода специалистах вырастет кратно в сравнении с сегодняшней ситуацией. Государство будет задавать нормативные требования, создавая таким образом гигантский спрос на рынке труда, а отвечать на этот спрос нечем.
— То есть за эти пять лет мы закроем дыру только в существующих сферах, без учета новых направлений?
—Да, и как решить вторую задачу, никто не знает. Только сельское хозяйство потребует огромного количества айтишников. На рынки труда выходят беспилотники, которые тоже нужно обслуживать.
В России нужно менять правила подготовки IT-специалистов
— Какие сейчас основные проблемы в обучении айтишников в России?
— Много лишних ограничений. Для подавляющего большинства современных IT-специальностей нет нормативного описания и нет соответствующих образовательных и профессиональных стандартов. И их ни в коем случае нельзя писать, потому что они устареют ровно к тому моменту, когда будут приняты.
Например, мы решаем, что стране нужно сто тысяч специалистов по машинному обучению, и вводим соответствующую специальность. По действующим нормам сначала должен появиться профессиональный стандарт. Его разработка займет примерно два года. Потом появится образовательный стандарт — это еще два года. Затем подготовка конкретной программы и ее внедрение на уровне вуза — это еще два года. Потом четыре года в бакалавриате и еще два в магистратуре. То есть первых специалистов мы получим в районе 2030 года.
— А кто тогда будет их учить?
—Будущие работодатели, в первую очередь — компании. А государство должно освободить их от лишних формальностей. То есть разрешить готовить специалистов не за шесть лет, а за два—четыре года. Ну или за полтора, если это какие-то простые вещи. И не требовать соблюдения жестких стандартов при подготовке айтишников — здесь должны быть гибкие подходы и требования к подготовке профессионалов.
Схема примерно такая. Работодатель понимает, что у него есть дефицит определенных сотрудников. Он берет практиков из индустрии, и они вместе с методистами готовят программу под конкретные задачи. Студентам, которые придут учиться по этой программе, гарантируется трудоустройство при успешном прохождении всех экзаменов. Принимать их будет сам же работодатель.
Эта модель сегодня уже работает в креативных индустриях. Например, в проекте Universal University, который сейчас запускает группа Qiwi. Это образовательный кластер, куда входят Британская высшая школа дизайна, МАРШ, Московская школа кино, Scream School, которая готовит программистов, еще пара образовательных учреждений. Именно эта модель нужна рынку. И подобных программ должно быть несколько десятков. Если это крупный работодатель, такой как Сбербанк, он вполне может сделать такую программу под ключ для себя.
— Но работодатели при этом не очень-то заинтересованы в таком обучении и предпочитают брать готовых специалистов, разве нет?
— Да, компании боятся потерять деньги, потому что у них нет механизмов, которые обеспечивают лояльность человека, который прошел обучение. Это нормальный страх. Но продвинутые работодатели научились привязывать к себе лучших специалистов экономическими методами. Это участие в распределении прибыли, индивидуальные ипотечные программы, компенсация аренды, еще лучше — собственные детские сады, школы и больницы.
Базовая проблема заключается в конфликте интересов. Он возникает у владельца бизнеса, который каждый год извлекает из компании 10% прибыли и привык брать человека на халяву. А тут вдруг оказывается, что ему нужно инвестировать из чистой прибыли и сокращать свою долю до 3%. Этого, понятное дело, никто делать не хочет.
— А какие специальности вообще будут востребованы через 5–10 лет?
— Мне кажется, специальность не так важна, как фундаментальные навыки, способности к алгоритмическому мышлению. Специалисты по мобильным языкам разработки точно останутся сверхвостребованными. Рынок готов поглощать неограниченное количество специалистов по Java. C++ останется вечной классикой и останется востребованным.
Всем нужны хорошие дизайнеры различных интерфейсов и специалисты по организации процесса, на рынке вообще дичайший дефицит продакт-менеджеров. В самых разных сферах и в огромном количестве будут нужны специалисты по машинному обучению. Разве что популярность классических сисадминов будет снижаться по мере развития концепции BYOD и с уходом рабочих процессов в облака.
Из современного хайпа в сторону экзотики могут уйти специалисты по блокчейну. Когда все поймут, что много их не надо, и технология особо не работает — спрос упадет.
Образовательные процессы масштабируются благодаря качеству
— Иннополис компенсирует голод в IT-специалистах?
— Проект мне очень нравится, но пока никакой голод он не закрывает: выпуск 170 человек в год — это невероятно мало. И, конечно, здесь вызов для Университета Иннополис в том, чтобы перейти к выпуску тысяч или десятков тысяч человек в год. Это можно делать с помощью краткосрочных офлайн- и онлайн-курсов. Но я понимаю, почему Университет ведет себя именно так — он держит очень высокий уровень качества образования. Делается это за счет приглашения ведущих мировых специалистов из разных стран. И масштабироваться образовательные процессы будут, только если будет получатся сохранять их качество.
Здесь пока не преодолены инфраструктурные ограничения — просто негде жить. Темп развития проекта напрямую зависит от сдачи строек. Но даже когда будет построено все, что запланировано, этого будет сильно недостаточно. Таких проектов в стране сейчас больше нет.
Создание таких центров удовольствие дорогое. И требует долгосрочной политической воли у руководства соответствующих регионов. Но, в принципе, в России есть место минимум для 5–7 таких центров. И в них будет сильная техническая база и достаточный человеческий капитал. Но в Иннополисе все строилось в чистом поле, поэтому стоимости привлечения людей запредельные.
За рубежом наши специалисты упираются в «стеклянный потолок», а у нас для них есть социальные лифты
— По данным РАН, в 2016 году из России уехали 44 тыс. ученых, 10% из них — айтишники. Насколько реально их вернуть и как остановить «утечку мозгов»?
— В том, что ученые уезжают, нет ничего плохого. Чтобы быть глобально конкурентоспособными, нужно учиться у лучших. Важно не то, чтобы не уезжали, важно чтобы возвращалось столько же, сколько и уезжает, или больше. И предпосылок к этому довольно много.
Люди возвращаются по нескольким причинам. У нас был большой дефицит интересных задач для айтишников в условиях аналоговой экономики, а сейчас ситуация кардинально меняется. Появилось много компаний, которые инвестируют в приобретение технологического превосходства в отраслях, которые до этого были далеки от IT-реальности, в сельском хозяйстве, например.
Еще у нас очень неплохой карьерный путь, который возможен в России для уехавших специалистов. Случаи, когда русские айтишники за рубежом дорастают до уровня, скажем, заведующего лаборатории, встречаются. Но когда они развивают собственные компании, становятся деканами факультетов или ректорами университетов — это редкость. Тут имеют значение и определенные социальные предпочтения, и то, что для самопродвижения одного нетворкинга недостаточно. Социальной поддержки людей, с которыми ты учился в школе или институте, друзей, мамы и папы там нет. И когда наши специалисты упираются там в «стеклянный потолок», они с удовольствием возвращаются, потому что для них здесь появляются социальные лифты. Пока это не очень ощутимо статистически — мы просто не умеем вести эти подсчеты, но обратное движение специалистов есть. Люди возвращаются, когда появляются хорошие условия.
—Какая оптимальная стратегия переквалификации в IT-специалиста?
— Очень простая: нужно изучить 2-3 базовых курса на образовательных онлайн-платформах. Первый курс — по английскому языку. Второй — серия курсов по изучению базовых языков программирования. И дальше можно уходить в конкретную специализацию. Сегодня самыми модными являются курсы, связанные с машинным обучение и нейросетями. Я бы рекомендовал такой маршрут.
За 1,5-2 года вполне можно дорасти до высокого уровня, такие примеры есть. Я встречал оценки, что более 90% специалистов по машинному обучению не заканчивали соответствующих курсов в университетах.
Через три года онлайн-курсы будут эволюционировать в сторону смешанных форм — онлайн с офлайном. Мы умеем ставить мотивацию за счет командного взаимодействия, общения, а это в онлайне реализовать довольно сложно. Поэтому ведущие мировые университеты уже сегодня практикуют именно такие подходы. Например, формат буткемпов. Сегодня его используют такие вузы как MIT. Смысл в том, что студентов собирают вживую, мотивируют, знакомят, потом они проходят онлайн-курсы, а затем снова собираются, например, на экзамены, нетворкинг или формирование команд. Обучение такого рода будет становиться все более популярно.
— Это эффективно, но слабо развито в России.
— Конечно. Но ситуация стремительно меняется. Год назад на рынке онлайн-образования были представлены отдельные краткосрочные программы. Сегодня на тех же онлайновых платформах стали появляться первые предложения получить полноценные степени бакалавров и магистров. Это четырехлетние программы обучения от ведущих мировых университетов с основным элементом в онлайне. Такого не было никогда раньше, это появилось вот буквально на днях. На Coursera, например, можно получить онлайновую степень от Imperial College of London, который точно относится к ведущим мировым образовательным учреждениям. Они не стесняются и не боятся создавать новые образовательные модели. Сейчас на той же Coursera таких предложений меньше десяти, через год, я думаю, их будет под сотню.
Эффективность онлайн-образования пока ощутимо ниже, чем у традиционных форм обучения. Несмотря на это, рынок образовательных услуг в интернете неумолимо растет — как в плане масштабов спроса, так и в отношении разнообразия предложений.
По оценкам аналитиков, среднегодовой рост индустрии в ближайшие пять лет составит порядка 10%, и к 2023 году рынок достигнет объема в $286 млрд. О существенном повышении востребованности онлайн-программ сообщают как представители российских образовательных платформ, так и глобальных. Такой формат обучения набирает популярность также и в корпоративном секторе, а о готовности брать на работу IT-специалистов, которые отучились на продолжительных онлайн-курсах заявляли ведущие работодатели США.
Один из мировых лидеров рынка онлайн-образования — платформа Coursera, на ней сегодня представлено более 2000 самых разных курсов. Среди других крупных зарубежных площадок можно выделить Udemy и edX. Российские образовательные ресурсы — «Открытое образование» и «Нетология» или же Arzamas.
— Государство должно повышать мотивацию тех, кто учится, или это не его задача?
— Точно должно, и это правильно. Можно это делать с помощью как материальных мер, так и нематериальных. Один из способов, который предлагаем мы, — появление так называемого цифрового ГТО для школьников. Это значки, которые дают вам преимущества, если вы изучили некоторые дисциплины, связанные с ИТ. Школьнику — дополнительные баллы к ЕГЭ, а взрослому — поощрительный доступ к государственным сервисам, например. Уверен, что цифровое ГТО с удовольствием будут сдавать.
С другой стороны помощь в переучивании или приобретении ключевых компетенций цифровой экономики должна осуществляться при поддержке государства. Планируемые персональные цифровые сертификаты на прохождение обучения должны быть для человека бесплатными.Они помогут в короткие сроки освоить востребованные в цифровой экономике компетенции, и как следствие создать импульс для дальнейшего развития, наращивания собственного капитала, на который в новых рыночных условиях будет безусловный спрос.
Аналогичный очень успешный проект — «Тотальный диктант», который ежегодно пишет огромное количество людей (в 2018 году в нем приняли участие 227 тыс. человек — «Хайтек»). Можно проводить соревнования по Excel с задачами на максимально быстрое заполнение документов. Задача государства в нематериальном стимулировании — указать, что это есть и это хорошо.